Я не сразу поняла, что Рэлла принимает мое любопытство за привязанность лично к ней. Но чем больше она рассказывала, а я слушала, тем чаще она требовала меня к себе и обижалась, если я вдруг вышла без нее в сад или не рассказала, что делала утром. Она просила рассказывать ей все: что я видела, слышала, что я чувствовала. Мне было странно и тяжело, я не привыкла делиться и очень уставала от ее заботливого внимания. И я снова и снова сбегала в дальние коридоры и галереи, стараясь не думать, какими печальными будут ее глаза, когда она опять спросит меня, где я пропадала.
Я толкнула дверь комнаты, в которую еще ни разу не заходила, и вздрогнула: у окна стоял человек. Он тоже дернулся, но тут же разглядел меня.
– Уна?
Рэлла. Одна, без Висы. Что она здесь делала? Пряталась от всех, как и я? А может, здесь была комната умершей королевы и Рэлла приходила сюда, чтобы вспомнить маму и свое детство? Я огляделась. Комната была небольшой и очень просто обставленной: узкая кровать, стол, умывальник, два стула. Нет, это, конечно, не могли быть покои королевы.
– Что ты тут делаешь? – спросила Рэлла.
– Просто гуляла… хотела отдохнуть от… – Я запнулась, потому что в первую очередь отдыхала здесь от нее.
Рэлла кивнула и сказала:
– Раньше это крыло было отведено бастардам, подброшенным во дворец, но после того, как Тэлль и Ралус… – Она отвернулась, посмотрела в окно, потом сказала: – Это была комната Тэлля. Ты слушала мой рассказ о Тэлле так внимательно, что уронила веретено, и я подумала: вот славная девочка, она любит истории и сказки. А на самом деле ты его дочь! Ах, Уна, ты дочь Тэлля! Ралус сказал мне вчера. И как я сама не догадалась, ведь ты на него так похожа! Но я вбила себе в голову, что ты дочь Ралуса и…
Голос ее был ровный, даже какой-то отстраненный, холодный.
– После того как Тэлль и Ралус покинули нас, отец велел всем бастардам выметаться из дворца, а женщины теперь не подбрасывают на наши ступени младенцев с красной нитью на руке.
Рэлла помолчала, зябко передернула плечами, хотя холодно не было.
– Я очень любила Тэлля. – Она вздохнула. – Больше жизни, своей или чьей бы то ни было. Я часто думала, каково быть той, которую он любит, не просто жалеет, потому что ты несчастна и одинока, а любит всем сердцем. Быть той, чьим мужем он станет…
– Разве Тэлль не бастард вашего отца?
– Ралус уверен, что да. И, пожалуй, ему можно верить, ведь он знал Тэлля лучше всех. Он замечал какое-то еле уловимое сходство в их мимике и радовался, что Тэлль наш кровный брат. Но я… я не радовалась. «Мало ли чьим сыном он может быть! Через хэл-марский лес прошла вся наша армия!» – так кричало мое глупое сердце, забыв, что у меня нет рук и я все равно не стану его женой.
– Не в этом дело, – через силу сказала я. Мне было неловко от этой исповеди, будто я была виновата в том, что Тэлль полюбил мою маму, а Рэлле был сводным братом.
– Да, конечно, не в этом, – усмехнулась Рэлла. – Я часто думаю, что есть вещи, которых мне уже никогда не испытать. Не обнять родных людей, не научиться прясть, не стать любимой женой, не быть матерью. Уна… – она подняла на меня глаза. – Ты могла бы стать мне приемной дочерью. Если Ралус и правда передаст трон мне, ты станешь моей наследницей, наследницей Империи, и никто в целом мире не будет любить тебя сильнее, чем я.
Я молчала. Рэлла смотрела на меня, а я молчала. Ее боль, ее одиночество били по мне, будто острые камни. Она просила то, чего я не могла ей дать. Во мне не было любви к ней, она была просто еще одним человеком на моем пути, добрым, хорошим, но я не могла ей помочь. Она просила моей дружбы, моей любви, но мое сердце молчало. Мое сердце рвалось на острова, к Кните и ее детям.
Если бы Ралус, найдя меня на Веретене, привез сюда, отдал Рэлле и она вырастила меня, стала мне вместо матери, я никогда бы не знала, не помнила ни старика, ни острова, ни Птицы, ни Паты, ни Эльмара. Я забыла бы даже Ралуса, на моем запястье не белели бы шрамы озера Тун, и я не видела бы деревьев Литы, не познакомилась бы с Элоис и Эрли. И Тинбо. Я никогда бы не встретила Тинбо. Какой бы я стала тогда? У меня тоже есть то, что мне никогда уже не дано испытать. Такое есть у каждого человека.