— Наденешь сама линзы или тебе нужна помощь?
— Я постараюсь.
— Тогда иди в ванную, там удобное зеркало. Я сделаю себе кофе. Хочешь что-то?
— Нет, спасибо, сэр…
Охрана, естественно, не выпустит её даже в холл, но я всё равно немного нервничаю, подарив ей свободу перемещения по квартире.
Делаю глоток горячего, божественного напитка, но получить от него удовольствия не могу.
Да к чёрту этот кофе.
Я вхожу в ванную ровно в тот момент, когда вторая линза встает на место в глазу хорошей девочки Аны, и она часто моргает, привыкая.
— Посмотри мне в глаза.
Её голубой слишком насыщенный, карие линзы на ней цвета очень молочного шоколада, а не желанного темного янтаря, но это уже хоть что-то.
— Ты потрясающе выглядишь, Ани, — губа заживает, да и синяки начали сходить, я больше не трогал её лицо, когда проверил, что никто не подослал её ко мне, и это судьба.
— Мистер Грей, я…
— Тихо, — прикладываю палец к её пышным губам, мягко поглаживаю её круглые щеки, и прижимаю Ани к себе. — Моя Ани… Моя красивая Ани.
Её пугает такая перемена моего настроения, а меня пугает желание сжимать в своих руках эту девушку, которая так сильно похожа на мою любовь, и ни о чём больше не думать.
— Ты теперь моя Ани. Но лишь только ты снимешь линзы — ты снова Анастейша, маленькая тварь.
— Кем она была вам? Школьной любовью, что так и не дала на выпускном балу?
— Аниса была моей женой, и лучше тебе заткнуть…
— С ней ты так же вёл себя, случайно угробил её, на меня перешел?! Меня зовут Ана, Анастейша Роуз Стил, и я никогда… — влепляю ей сильную пощечину, толкая, чтобы она рухнула на холодную плитку ванной, и с минуту избиваю её ногами, до мерзкого скулежа от боли и бессилия, до крови изо рта на белом кафеле.
Вот сука.
— Мне плевать, кто ты такая. Пока ты жива — ты моя игрушка, и ты будешь кем мне угодно, если я тебе это скажу, тварь. Сейчас ты нужна мне в роли Ани, о которой ты никогда, никогда в жизни не будешь больше говорить или что-то спрашивать. Иначе я отрежу тебе язык, зажарю и скормлю тебе же, под соусом из твоих слёз и моей спермы. Ты поняла меня?! — последний раз сильно пинаю её в живот, отчего она громко кричит, и быстро кивает, шепча: «Да, сэр. Поняла». — Вот и умница. Прими снова душ и приходи ко мне, мы с тобой немного проиграем. А если ты будешь очень стараться — может быть, я даже дам тебе обезболивающее и крем от гематом.
Блять, я к ней по-человечески, а она устраивает мне истерику, что у неё есть своё имя! Смеет насмехаться надо мной, в её-то положении!
Эта тварь приходит в игровую минут через десять, взгляд полон обиды на меня, ярости, будто она провоцирует меня. Будто я позволю ей эти эмоции.
— Я твоё зеркало, сука, — хватаю её за щеки, заставляя вытянуть губы, фиксируя её, и она тяжело сглатывает, тут же испытывая только страх передо мной. — Ты делаешь то, что я говорю тебе, ты ведёшь себя хорошо — ты ешь на кухне, ходишь по квартире и наслаждаешься моей добротой и нежностью. Ты ведёшь себя как тварь — ты получаешь отношение как к твари. Разве ты ещё не поняла этого? Отвечай.
— Я поняла. Я учту, сэр, — она кивает, чмокая мою ладонь, и я ухмыляюсь. — Простите, что я так…
— Не сегодня. Ты не оценила то, что я давал тебе, сегодня я накажу тебя.
Мне чертовски сложно ругать её, когда она в образе…
— Ложись на кровать, на живот.
Плохая девочка заслуживает хорошего ремня.
Тонкая кожаная полоска обжигает её ступни, икры и бёдра, я не перехожу на мягкие части, пока что, изводя её этой болью, сводящей мышцы, и она громко визжит в подушку, абсолютно не слушая меня. Не слыша то, за что именно она получает наказание.
Сильно ударяю её по пальцам на обеих ногах, до адского воя и конвульсий, и на минуту отступаю от неё, стараясь даже не дышать.
Блять, меня не покидает ощущение, что я избиваю свою жену.
И это приятно.
— Ани…
— Да, сэр? Простите, пожалуйста, если что-то не так, я не специально, простите, простите! — она осмеливается приподняться и посмотреть на меня…
— Ани, девочка моя, Ани, Ани… — набрасываюсь на неё, завалив на спину, и зацеловываю прекрасное, мокрое от слёз, лицо любимой, вдавливая в постель своим весом. — Аниса…
Моя Ани.
Целую её шею, грудь, не могу убрать рук от её лица, не могу перестать целовать её, моя любимая девочка…
— Я так скучаю по тебе… — прикусываю её губу, требуя ответить на мой поцелуй, и Ани осторожно ласкает мой язык своим, расслабляясь подо мной.
Коленом развожу её ножки и мягко касаюсь клитора, щекоча, и Ани дергается, боится щекотки.
— Мистер Грей, сэр…
— Кристиан, — затыкаю мою любимую сладким поцелуем, не убирая руки от её сокровенного местечка, возбуждая, но…
— Подожди меня буквально пару секунд, Ани, сладкая…
С жуткой неохотой оставляю мою девочку, хоть и на мгновение, и из комода достаю лубрикант.
— Вот и снова я, любимая, — касаюсь губами её шеи, нежно целую, и Ани прижимает мою голову к себе, требуя продолжать.
Одна рука помогает мне удерживать равновесие, другой я обильно выдавливаю прохладную смазку прямо на клитор и губки девушки, на вход, отчего она охает вместе с тихим стоном, подаваясь мне навстречу.
— Аниса.
— Кристиан…
Мягко целую её губы, наношу остатки лубриканта на свой член, и медленно скольжу между её ножек, не входя, поддразнивая.
— Моя Ани… — она громко вскрикивает, когда я резко вхожу в неё, и сильно дергает меня за волосы, но я игнорирую её, мягко раскачивая нас в медленном ритме, целуя любимую в шею, мою девочку… — Моя, чёрт возьми!
Резко вдалбливаюсь в неё, до синяков сжимая её запястья, прижав её руки к матрасу, не желаю дарить ей удовольствие, это мой раунд, я скучал!
— Ты должна любить меня, Аниса, ведь я тебя люблю! — шиплю жене в губы, целуя их, она не отвечает мне, и я довожу желаемое до конца, не сбавляя ритма входя до конца и почти выходя, сотрясая комнату звуками наших тел… — Моя Ани!
Вхожу на всю длину, почти не двигаясь, и кончаю глубоко внутри любимой, заполняя её собой, как бы она не просила этого не делать.
— Аниса…
Прихожу в себя от истерического, очень громкого плача, и почему-то сразу осознаю, что происходит… А кровь и на члене, и на постели, между её ног смешанная с моим семенем, только всё подтверждает.
Блять, я её изнасиловал.
Ана задыхается от слёз, от боли и жалости к себе, но не шевелится, даже не вытирает слёзы, мерзко стекающие в уши.
Я будто провалился куда-то, всё как в тумане. Я действительно чувствовал себя так, будто я был с женой. Я чувствовал всё иначе.