Олег Бард
Ундервельт. Западня
Глава 1. Добро пожаловать в Ундервельт!
— Тарвит, добро пожаловать в Ундервельт!
Голос повибрировал во всеобъемлющей черноте и стих. Воцарилось безмолвие.
Он не мог шелохнуться, у него не было тела, только мысли. Точнее, одна: «Тарвит? Я — Тарвит?»
Сперва вернулось зрение: перед глазами появились круги, как от камня, брошенного в воду. Красный, зеленый, оранжевый. И опять красный, зеленый…
Затем он ощутил пересохшее горло, провел языком по шершавому нёбу. В позвоночник упиралось что-то твердое. Возле самого уха лениво, на одной ноте скрипел сверчок. Тянуло гарью.
Разлепив веки, он уставился вверх, в ночное небо с россыпью звезд, настолько ярких, что высвечивалась каждая ветка, каждая иголка сосен, стоящих вокруг стеной.
«Где я?»
В нескольких метрах от него зашуршал некрупный зверь, заскреб когтями о камни. Он прищурился: не зверь, птица. Ворона, что ли? Точно. Будто подтверждая его догадку, ворона каркнула и отпрыгнула в сторону.
И ведь не сова, чтобы ночью летать.
— Кыш! Не видишь — живой я! — Он попытался пнуть птицу, она вспорхнула на ближайшую ветку и свесила голову:
— Кра.
— Не дождешься! — Собственный голос звучал непривычно.
Он потер висок, попытался вспомнить, что случилось — и будто в бездну нырнул: перед ним простиралась гулкая, тягучая чернота. В какую сторону ни плыви — ни островка воспоминаний, словно гигантская гильотина отделила его от прошлого. Да что там от прошлого, от собственного имени!
Голос окрестил его Тарвитом, но это не его имя!
— Я сплю, этот сон скоро кончится, — прошептал он, сел, огляделся.
Ночь. Поляна. Раскуроченная стена хижины, объятая розоватым свечением. Из-под обломков тянется навсегда застывшая рука с растопыренными пальцами, чуть поодаль в воронке — ребенок в кожаной одежде. Труп? Похоже на то. Рядом с ним валялась на боку совершенно немыслимая тварь: горбатая, лысая, с копытами и раскуроченной взрывом пучеглазой мордой. Спасибо, что дохлая. Правда, где дохлая, там и живые! Инстинкт заставил подняться, напрячься.
Что это за место?!
Такого не может быть!
Стряхнув с волос каменную крошку, он похлопал себя по бокам холщовых штанов, обнаружил привязанный к поясу мешочек, открыл его и извлек вытянутый стеклянный прямоугольник и деревянную шкатулку с тремя мерцающими отделениями.
И все. Даже рубашки нет, он гол по пояс.
Нужно было срочно выяснять, куда его занесло и кто он вообще такой. Он потрогал голову — пальцы запутались в непослушных вихрах, скользнули на лоб, ощупали тонкий нос с горбинкой, губы, подбородок с едва проклюнувшейся щетиной.
Нахлынуло ощущение нереальности происходящего, казалось, сознание двоилось и он сходил с ума. Он скорее чувствовал, чем знал, что у него никогда не было таких вихров, таких музыкальных рук с тонкими пальцами. В зеркало бы глянуть, но где его здесь взять?
Будто пробуя на вкус, он трижды произнес новообретенное имя. Странное оно и неблагозвучное. Будто чужое, но другого пока нет, и память спит. Так что придется походить в Тарвитах, пока память не проснется.
Поглядывая по сторонам, он направился к странному слишком уж плечистому ребенку, надеясь, что увидит трупы, и память вернется. Перевернул ребенка на спину и похолодел. Это был бородатый седой карлик. Или гном? Кто он: друг, враг?
Вот раскуроченный дом, рядом воронка, вокруг которой сгорела трава. «Тут велся бой, и меня контузило. При контузии иногда отшибает память, надо немного потерпеть, и она вернется». Он обрадовался, что вспомнил, что такое контузия. Значит, не все потеряно, и память постепенно вернется.
Обыскав труп гнома, Тарвит обнаружил два изогнутых ножа, похожих на серпы, в ножнах, снял их с карлика, и зрение замельтешило цифрами. Тарвит потряс головой, зажмурился и замер: в черных кустах подлеска кто-то зашевелился, засопел и заохал.
Было в этих стонах что-то неестественное, потустороннее, отчего волосы начинали шевелиться, а руки — неметь. Тарвит сжал клинки и попятился к провалу в стене.
Внутри дома было черным-черно. Крыша рухнула внутрь, балки и перекрытия сгнили. Битая черепица захрустела под ногами.
Донесся протяжный вздох, зашуршали опавшие листья, чернота подлеска задвигалась, и на поляну выползла горбатая, плохо различимая во мраке тварь размером с человека, ставшего на четвереньки. Задрав голову, она шумно втянула воздух, охнула и поплелась к трупу карлика, обнюхала его и принялась чавкать и причмокивать. Хорошо, что в темноте не видно деталей.