Ундервуд
«И плакал крылатый конь, и опускались его крылья...»
(Афалия Камалова, Рената Еремеева «Когда Хранитель слеп»)
1
Эти антикварные лавочки были не похожи одна на другую. Каждая светилась, как чудесная шкатулка с драгоценностями, в которой умело запрятано множество потайных ящичков и раздвижных бархатных стенок. В Валенсии, знаменитом испанском городе, такие магазины-ларчики попадались на каждом шагу.
Лена входила и в невесомые стеклянные двери, приветливо распахнутые для туристов, и в тяжелые, скрипучие, которые приходилось открывать самой, а иногда пробиралась сквозь завесы из разноцветных веревочных штор с бусинами в тесные помещения, пропитанные ароматами кофе и корицы.
В крошечной темной лавке на Калле Колон за столом спала внушительных размеров темнокожая женщина с тюрбаном на голове, в магазине за углом подростки, одетые в растянутые джинсы и толстовки, перекладывали с одной полки на другую старинные журналы и комиксы. В большинстве случаев на приветственный колокольчик, за который цеплялась всякая дверь, вовсе никто не выходил. И только в этой лавочке, где солнечные лучи выхватывали пыльные дорожки на темном кафельном полу, навстречу девушке выплыл небольшого роста старичок в длинном бордово-черном халате.
- Ищите что-то особенное? - посмотрел он на покупательницу снизу вверх.
- Нет, - покачала головой Лена и почти сразу добавила, - хотя кто знает...
- Не буду мешать. Осмотритесь пока, - он коснулся ее руки, осторожно и очень медленно погрузился в глубокое старинное кресло, размещенное у самого входа, и вокруг головы старика мягким серым облаком поднялась пыль.
Лена сняла с плеча холщовую сумку-мешок, опустила ее на деревянный, весь в трещинках, прилавок и встала в центре небольшой комнаты.
Здесь было достаточно уютно и как-то совсем по-домашнему. Бархатные пуфы соседствовали с расписными ширмами и кофейными столиками на резных изогнутых ножках, в потемневших от времени зеркалах отражались медные канделябры и бра, хрустальная люстра, украшенная большим белым ценником, нехотя отбрасывала солнечные зайчики на потолок с лепниной, а на широком мраморном подоконнике, окруженная разномастными чашками, величествовала глянцевая иссиня-черная пишущая машинка.
- Ундервуд, - услышала Лена голос старика, - кстати, в отличном состоянии. Одна из последних и единственная в своем роде! - он поднял вверх указательный палец.
- Можно взглянуть? - обернулась девушка.
- Конечно-конечно, только подайте мне руку, пожалуйста. Без вашей помощи уже никак.
В сумке задребезжал телефон, Лена извинилась и побежала к прилавку.
«Когда возвращаешься? У меня совсем мало времени», - светилось на экране сообщение.
«Завтра, Марк, - быстро ответила она, - кажется, я кое-что нашла!»
- Если выберусь из этого кресла, то даже предложу вам чаю или чего-нибудь покрепче. Что скажете, сеньорита? - прохрипел старик.
Лена извинилась еще раз, вернулась ко входу и протянула хозяину антикварной лавки сразу обе руки.
- Пожалуйста, называйте меня Аугусто, - улыбнулся он.
- Елена.
- Элена, значит. Эле. - вылез старик из кресла. - Будем знакомы, - поправил халат, подтянул широкий мягкий пояс с кистями и пригладил длинные седые волосы, собранные в хвост. - Идите к ней, - махнул он головой в сторону пишущей машинки, - познакомьтесь для начала.
Лена удивленно приподняла бровь.
- У меня друг есть, это ему, - ответила она и засунула руки в карманы, - я в этих штуках совсем ничего не понимаю.
- Идите, идите, - подтолкнул ее к окну Аугусто, - она вам понравится. И скажу по секрету, я тоже ее не понимаю.
Старик скрылся за шелковой, расшитой роскошными серебряными перьями, ширмой и уже оттуда еще раз взглянул на девушку. Он видел перед собой Эле, которой на вид можно было дать лет двадцать пять или тридцать с небольшим, на ней были светлые узкие брюки, простая белая футболка, твидовый пиджак и длинный, несколько раз обвивающий шею, шарф. Девушка приблизилась к подоконнику, на котором стояла Ундервуд, и достала из кармана кошелек. Аугусто довольно хмыкнул: «Всего десять минут, сеньорита, и она будет вашей. Поспорим?»
2
- Испанцы не очень любят чай, - старик вышел из-за ширмы с серебряным подносом, на котором слегка звенели две пустые чашки и громыхал бронзовый длинноносый кофейник.
«Господи, - ужаснулась про себя Лена, - сейчас же все упадет!»
- Поэтому-у-у, - тянул Аугусто слова, - я решил предложить вам то, от чего мы тут все без ума...
Лена все так же стояла у подоконника и, едва дыша, наблюдала, как прыгает на подносе кофейник, как все сильнее и сильнее звенят чашки и как Аугусто, движения которого были очень неуклюжими, медленно приближается к низенькому кривоногому столику из красного дерева.