– Что до коня, господин мой, – ответил рыбак, – то для него у меня нет лучшей конюшни, чем эта защищённая деревьями лужайка, и лучшего корма, чем трава, что растёт на ней. Вам же я с радостью предлагаю разделить со мной ужин и ночлег, какие мне самому послал Господь.
Рыцарь был вполне доволен этим, он спешился, с помощью рыбака расседлал и разнуздал коня и, пустив его свободно пастись на цветущей лужайке, сказал хозяину:
– Если бы ты и оказался менее радушным и приветливым, славный старик, тебе бы всё равно сегодня от меня не избавиться; ведь перед нами – большое озеро, а пускаться на ночь глядя в обратный путь через этот лес с его диковинами – Боже нас спаси и помилуй!
– Лучше и толковать об этом не будем! – сказал рыбак и повёл гостя в хижину.
Там у очага, освещавшего скудным отблеском огня полутёмную опрятную горницу, сидела в высоком кресле старуха – жена рыбака. При виде знатного гостя она встала и приветливо поклонилась ему, но затем снова заняла своё почётное место, не предложив его пришельцу, на что рыбак с улыбкой заметил:
– Не взыщите, молодой господин, что она не уступила вам самого лучшего сиденья в доме; таков уж обычай у нас, бедных людей, самое удобное место отведено старикам.
– Э, муженёк, – молвила со спокойной улыбкой жена, – что это тебе в голову взбрело? Ведь гость наш не какой-нибудь нехристь, так неужто захочет он согнать с места старого человека? Садитесь, – продолжала она, обращаясь к рыцарю, – вон там есть ещё один стул, вполне пригодный, только глядите не ёрзайте и не слишком сильно двигайте его, а то у него одна ножка не очень прочно держится.
Рыцарь осторожно придвинул стул, с улыбкой опустился на него, и на душе у него стало вдруг так легко, словно он давно уже свой в этом маленьком домике и сейчас только воротился сюда издалека.
Между этими тремя славными людьми завязался дружеский разговор. Правда, о лесе, о котором рыцарь всё норовил побольше расспросить, старик не очень-то хотел рассказывать, и уж меньше всего сейчас, на ночь глядя; ну, а о своём хозяйстве и прочих делах супруги толковали весьма охотно и с любопытством слушали рассказы рыцаря о его странствиях и о том, что у него замок у истоков Дуная и что зовут его господин Хульдбранд фон Рингштеттен. Во время беседы гостю не раз слышалось что-то вроде плеска у низкого окошка, словно кто-то брызгал в него водой. Старик при этом звуке всякий раз недовольно хмурился; а когда наконец в стекло ударила целая струя и брызги сквозь плохо пригнанную раму попали в горницу, он сердито встал и угрожающе крикнул в сторону окна:
– Ундина! Кончишь ли ты когда-нибудь озорничать? Да к тому же сегодня у нас в доме гость.
Снаружи всё смолкло, потом послышался чей-то тихий смешок, и рыбак сказал, возвращаясь на место:
– Вы уж извините её, достопочтенный гость, может, она ещё какую штуку выкинет, но это без злого умысла. Это наша приёмная дочка Ундина; всё никак не может отвыкнуть от ребяческих замашек, хоть и пошёл ей осьмнадцатый год. Но сердце у неё доброе – это уж верно вам говорю!
– Да, хорошо тебе говорить! – возразила, покачав головой, старуха. – Ты-то вернёшься с рыбной ловли или там из города, и тебе кажутся милыми её шутки. А вот когда она день-деньской вертится перед носом, да ни одного путного слова от неё не услышишь, и в хозяйстве помощи никакой – в мои-то годы! – да ещё боишься всё время, как бы не погубила она нас своими глупостями, – это уж совсем другое дело, тут и святой не вытерпит!
– Ну, ладно, ладно, – усмехнулся хозяин. – У тебя Ундина, у меня озеро. Ведь и оно порой рвёт мои сети и пробивает верши, а всё равно я люблю его, а ты – несмотря на всю маету – любишь эту милую девчушку. Не так ли?
– И то правда, по-настоящему на неё и сердиться-то нельзя, – отвечала старуха, с улыбкой кивнув головой.
В эту минуту дверь отворилась, и белокурая девушка поразительной красоты со смехом скользнула в комнату.
– Ты просто обманул меня, отец! Где же ваш гость? – спросила она, но в ту же минуту, увидев прекрасного рыцаря, застыла в изумлении. Хульдбранд залюбовался прелестной фигуркой, торопясь запечатлеть в своей памяти пленительные черты, пока девушка ещё не оправилась от изумления и из скромности не отвернулась от него. Но всё вышло совсем иначе. Она долго глядела на него, потом доверчиво к нему подошла, опустилась перед ним на колени и молвила, играя золотой медалью на драгоценной цепочке, висевшей у него на груди:
– О прекрасный, приветливый гость, как же очутился ты в нашей бедной хижине? Ты, верно, долго блуждал по белу свету, прежде чем попасть к нам? Ты пришёл из страшного леса, прекрасный друг?