Под землёй копошились, играя серебром и золотом, маленькие кобольды
Когда я наконец остановился, уже вечерело, потянуло прохладой. Сквозь ветви белела тропинка, которая, мне думалось, должна была вывести меня из лесу в город. Я пытался пробиться к ней, но из-за листьев на меня глядело неясно белеющее лицо со всё время меняющимися чертами. Я хотел объехать его, но куда бы ни повернул, оно было тут как тут. В ярости я решился наконец направить коня прямо на него, но тут оно брызнуло в глаза мне и лошади белой пеной, и, ослеплённые, мы вынуждены были повернуть назад. И так оно теснило нас шаг за шагом прочь от тропы, оставляя свободным путь лишь в одном направлении. Когда же мы двинулись в ту сторону, оно следовало за нами по пятам, не причиняя, однако, ни малейшего вреда. Когда я изредка оглядывался, я видел, что это белое струящееся лицо сидело на таком же белом гигантском туловище. Порою казалось, что это движущийся фонтан, но мне так и не удалось увериться в этом. Измученный конь и всадник уступили белому человеку, который всё время кивал нам, словно хотел сказать: «Вот так, вот так!» Понемногу мы добрались до выхода из лесу, я увидел траву, и озеро, и вашу хижину, а длинный белый человек исчез.
– И хорошо, что исчез, – сказал старый рыбак и тут же заговорил о том, каким образом его гостю лучше всего добраться в город к своим. Ундина начала потихоньку посмеиваться над ним. Хульдбранд заметил это и молвил:
– Мне казалось, ты рада, что я здесь; чего же ты веселишься, когда речь идёт о моём отъезде?
– Потому что ты не уедешь, – отвечала Ундина. – Попробуй-ка переправься через разлившийся лесной ручей на лодке, на коне или пешком – как тебе будет угодно. Или лучше, пожалуй, не пробуй, потому что ты разобьёшься о камни и стволы, которые уносит течение. Ну а что до озера, то тут уж я знаю – отец не слишком далеко отплывёт на своём челноке.
Хульдбранд с улыбкой встал, чтобы взглянуть, так ли это, как сказала Ундина; старик пошёл с ним, а девушка, шутя и дурачась, последовала за ними. Всё оказалось так, как сказала Ундина; и рыцарю пришлось уступить и остаться на косе, превратившейся в остров, до тех пор, пока не спадёт вода. Когда они втроём возвращались в хижину, рыцарь шепнул на ухо девушке:
– Ну как, Ундина? Ты недовольна, что я остался?
– Ах, перестаньте, – ответила она нахмурясь. – Если бы я не укусила вас, кто знает, сколько бы вы ещё порассказали об этой Бертальде.
Глава пятая
О том, как рыцарь жил на косе
Тебе, быть может, доводилось, любезный читатель, после странствий и блужданий по белу свету оказаться в таком месте, которое пришлось тебе по душе; заложенная в каждом из нас любовь к своему очагу и мирное спокойствие вновь пробудились в твоём сердце: родной край со всеми цветами детских лет улыбнулся тебе, и чистой, искренней любовью повеяло от дорогих могил; вот здесь-то и нужно селиться и ставить свою хижину. Быть может, всё это заблуждение, в котором ты потом мучительно раскаешься, – не в этом суть, да и сам ты вряд ли захочешь растравлять себе душу горьким привкусом воспоминания. Нет, лучше пробуди в памяти то невыразимо сладостное предчувствие, то ангельское умиротворение, и тогда ты хотя бы отдалённо сможешь представить себе, что было на душе у рыцаря Хульдбранда, когда он жил на косе.