У неё тоже был для него подарок — «самый лучший на свете». Она намекнула об этом за завтраком.
Сомов улыбнулся, вспоминая их неспешную утреннюю беседу.
Подарки Настя делать не умела. Например, на его тридцатипятилетие она подарила ему безумно дорогую коллекционную статуэтку «жиру» — «Три Владимира». Теперь три великих правителя России, изменивших (каждый в своё время) страну до неузнаваемости, пылились на самой верхней книжной полке, с высоты оглядывая своими оловянными глазами их комнату, в которой никогда ничего не менялось.
Поручик смотрел в монитор и улыбался, предвкушая сегодняшний вечер. Особый вечер. Особый не только по причине годовщины, а ещё и потому, что именно сегодня они решили «дать старт новой жизни». Они давно к этому шли, обсуждали, делились страхами и сомнениями и вот решились…
Стрелка-Настя ожила и поплыла над тёмно-серой полоской улицы. Скорость перемещения маркера говорила о том, что она взяла машину.
Сомов отставил в сторону опустевшую кружку, залез в базу данных и выудил оттуда личный идентификационный номер Алёны Дашковой — Настиной подруги. Быстро вогнал его в контрольную строку, и через несколько секунд Система вывела маркер Алёны на монитор.
Едва взглянув на карту, он насторожился.
Алёна Захаровна Дашкова находилась в Выборге. Судя по адресу, она гостила там у своих родителей. А это означало, что его жена никак не могла сегодня заскочить к ней «просто поболтать».
Сомов вернул на монитор маркер Насти. «Рыбка» уверенно продолжала двигаться к выезду на шоссе Патриотов. Знала ли Настя о том, что Алёна сейчас не в Питере? Ведь они как-то должны были заранее договориться или хотя бы созвониться перед самой встречей? Или Настя решила нагрянуть к подруге неожиданно? Впрочем, это было на неё похоже. Сомов мог бы избавить её от напрасной поездки одним звонком. Но тогда пришлось бы рассказывать и о том, каким образом он узнал, что Алёны нет в городе, чего он делать совершенно не собирался. Предоставив жене возможность выяснить всё самой, поручик отправился к кулеру-самовару за новой порцией чая.
Вернувшись на своё рабочее место, он продолжил наблюдать, как крохотная стрелка перемещается по спутниковой карте.
Вот красный маркер, проследовав по шоссе Патриотов, выскользнул на набережную Николая Второго и направился в сторону Финляндского вокзала. Сомов сделал шумный глоток и замер. Алёна Дашкова жила возле метро «Колчаковская», а Настя в своём новом коктейльном платье, которое ей так несказанно шло, ехала совсем в другую сторону.
Крепко сжимая обжигающую кружку, Сомов смотрел в монитор, но ничего уже не видел. Все мысли словно вывернулись наизнанку, и теперь его застывший взгляд был обращён туда, где начало закипать что-то очень нехорошее, тёмное, злое.
Ревность?
Раньше с ним такого не случалось. И это новое чувство настолько его ошеломило, что когда он пришёл в себя и вновь посмотрел в «мапу» осмысленно, красная стрелка уже миновала Арсенальную набережную, оставив позади Литейный мост.
Его подмывало тут же позвонить ей и всё выяснить. Но он колебался. Боялся сделать тот последний шаг, после которого их отношения уже не будут прежними. Разве что обставить всё, как обычный повседневный созвон. Сказать, что соскучился. Спросить о чём-то незначительном. И постараться уже по ходу разговора что-то выяснить. Но он так и не решился набрать её номер. В конце концов, успокаивал себя Сомов, может быть, она уже знает, что Алёна в Выборге, и поэтому вместо назначенных посиделок отправилась по каким-то другим делам. «По каким-то другим» — не значит к кому-то другому.
Ему стало стыдно за свои подозрения. Пусть и мимолётные, как вспышка. Но эта вспышка осветила в нём то, чего он видеть не хотел.
Многим людям свойственно придерживаться определённого, сотворённого ими самими же образа себя. Этот придуманный «я» прекрасно уживается с «я» реальным до тех пор, пока они друг другу соответствуют. Но как только реальность перестаёт вписываться в идеальный сценарий, возникает внутренний дискомфорт. Очень неприятное чувство, от которого есть два способа избавления. Первый — это принять новую грань себя и аккуратно вписать её в «сценарий». Даже если эта новая грань не блещет добродетелью. Либо — не замечать. Сделать вид, что этот выбившийся за положенные границы отросток — нечто чужеродное, ошибочно-случайное, как фальшивая нота в стройном звучании оркестра. И забыть, а оркестр пусть играет дальше.
Сомов выбрал второй путь, посчитав, что эта чёрная молния ревности лишь побочный результат накопившейся усталости, которая в свою очередь была вызвана неудовлетворённостью работой. В конце концов, его нынешняя должность оператора ГЛОСИМ была довольно далека от образа героического солдата «на передовой в борьбе с коварным злом».