– Да, молодец, – Вика по обыкновению не дослушала, скрылась на кухне и завозилась с чайником. Параллельно она не забывала кричать мне в зал. – Только переносное значение – понятие широкое. Я говорю о метафоре, как о любом косвенном или образном выражении смысла. В каком-то смысле мы живем в мире метафор. Ты говоришь: спор – это война, и ты понимаешь, что это не поэтическая фигура речи, а самая близкая реальность. Ты споришь и ведешь себя как на войне – атаки, контратаки, и это не кажется тебе чем-то странным. Потому что это же так понятно: спор – это война. Или время. Что такое время?
– Деньги, – крикнул я в ответ.
– В посудной лавке гуляет…
– Слон.
– Тетя, достань…
– Воробушка.
– Все верно! Мы говорим на языке метафор, потому что не все в этой жизни можно и нужно выражать прямо. Странички наших убитых – это тоже своего рода метафоры. Вернее, метафора.
– Метафора?
– Ну, да. Одна метафора. Потому что все написанное тут – это метафора одной-единственной мысли.
Поверить в то, что под этим безбрежным количеством слов и картинок скрывается только одна мысль, было довольно сложно. Я еще раз обратился к стене Светланы Романихиной, прокрутил страницу вверх и вниз, заглянул в глаза всем бесчисленным няшам и безоблачным курортам и, кажется, понял о чем говорит Виктория. Я встал со своего кресла и переместился на высокий барный стул на кухне. Тетка заменила обыкновенный стол на барный, поэтому и стулья к столу полагались соответствующие. Сама Вика вообще ела стоя, утверждая, что так пища усваивается лучше и не откладывается в ненужных местах.
– Ты считаешь, они транслировали мысль «мы идиоты, у нас ужасный вкус»? – рискнул предположить я.
– Нет. Это твоя мысль. Ты основываешься на собственной оценке написанного. А теперь встань на их точку зрения.
– Ну, не знаю. Что-то из серии «мы крутые», «мы классные»?
– Теплее!
– «Вам всем до нас как до Луны, только дороже встанет»?
– Отлично. Уже горячо!
Однако, как ни подбадривала меня Вика, дальше этого я не продвинулся, и ей пришлось раскрывать метафору самой.
– Эти записи, дорогой мой, демонстрируют одну простую идею: «мы – идеальная семья». Именно ИДЕАЛЬНАЯ. Обрати внимание, в семье есть маленький ребенок, но мы видим его присутствие только на некоторых фотографиях, и все они совершенно особого типа. Обычно молодые мамы вступают в группы вроде «Лучшая в мире мамочка» или «Носики-курносики», обмениваются там рецептами овсяных каш или обсуждают особенности протекания запоров в разных детских возрастах, или веселые случаи из жизни чада. Зависит от интеллекта и характера самой мамы, но смысл один. Здесь же ничего подобного мы не видим. Бытовая сторона материнства исключена из структуры этих страниц. Если ты посмотришь внимательнее, то поймешь, что ребенок в зрительном ряду выполняет ту же функцию, что фата или лимузин на свадебных фотографиях. Он должен быть. Без него картинка рушится, поэтому он есть.
Сказанное Викой звучало абсурдно, но, как ни странно, я действительно не обратил внимания на наличие ребенка.
Пока Виктория наливала чай я сходил за ноутбуком.
– А почему убийца не тронул ребенка? – спросил я, убедившись, что фотографии с ребенком на страничках Романихиных действительно были, а значит и ребенок у них имелся.
– Потому что ребенка в ту ночь дома не было. Обычно, на выходные его сдавали бабушке и дедушке. Регулярно, – ответила Вика, пожав плечами. Судя по всему, ей это казалось самоочевидным.
Тетка на удивление быстро разобралась в ритуалах соцсети. Она уже бросалась названиями детских песенок про каких-то барбариков в огромных башмаках, знала, в какую гавань должны заплывать пираты, и была информирована, что в группе «крошки-босоножки» дешевле. Не верить ее женскому чутью – значило восстать против всей человеческой эволюции. В профиле Светланы Романихиной была выложена фотосессия с ребенком. Это была серия фотографий, где обнаженная по пояс мама держит красивого, пухлого карапуза, завернутого в мягкое махровое полотенце, профессионально прикрывающее их обоих.
– Судя по качеству исполнения, это была заказанная фотосессия, довольно недешевая: с выездом на дом, – пояснила Виктория.
Фотографии настолько напоминали рекламу фирмы «Джонсонс Бэби», что у меня не возникло даже мысли, что ребенок настоящий.
– А это точно их ребенок? – на всякий случай уточнил я.
– Что и требовалось доказать, – улыбнулась Вика победно. – А меж тем это действительно их ребенок… Во всяком случае, в деле указан как их: Г. В. Романихин, два года от роду.
На страницах пары имелись и другие профессионально сделанные снимки: фотографии на природе напоминали рекламу «Домика в деревне», лучисто-счастливые лица на фоне моря были выполнены в стиле плакатов на стенах центра планирования семьи. Я только хотел ввернуть что-нибудь о заштампованности сознания, но Вика перемотала ленту фотографий на самое начало и увеличила одну из них.