– Иду... Иду...
Высокий старик с волосами до плеч, белыми, словно морская пена, появился в проеме двери. Его суровое, изборожденное морщинами от времени и непогоды лицо было хмурым.
– Ты что же, думаешь, я не слышу? Ты же ревешь, как сирена в тумане. Не худо бы тебе было с большим уважением относиться к тем, кто постарше тебя, – вот что, парень!
Старик покосился на жеребца, потом перевел взгляд на Эйкена; тот указывал на Калема. Фергюс стал в позу, уперев в бедра громадные кулаки, и, повернувшись, устремил мрачный взгляд на бюст Роберта Брюса, стоявший на высокой подставке из красного дерева рядом с письменным столом Калема.
– Я вовсе не глухой, не немой и не слепой, как ты думаешь.
– Я здесь, – сказал Калем сухо.
Фергюс опять повернулся, скосив на него глаза. Он ничего не ответил, лишь вздернул подбородок, выставив вперед жидкую бороденку, словно упрямый мул.
– Я ведь предупреждал тебя – чтобы больше никаких жещин!
– Ну да, так и было, парень, именно так.
– Так убери их отсюда, старик.
Фергюс стоял неподвижно, точно врос в землю.
– Я тебе еще раз повторяю – не привози больше женщин на остров. Впрочем, ты больше и не поедешь на побережье.
– Я бы и на этот раз не стал посылать его, – заметил Эйкен.
– Да я и не посылал Фергюса. Я послал Дэвида. Ты что же, думаешь, я уже совсем ничего не соображаю?
Эйкен только пожал плечами и бросил орех своей лошади.
– Если б ты имел хоть каплю соображения, Калем Мак-Лаклен, ты бы уже давным-давно женился. Вот и все, что тебе надо сделать, парень. Только-то и всего...
– О Боже! – еле слышно простонал Эйкен. – Он опять за свое...
Он поудобнее устроился в кресле. Конь положил ему морду на плечо, глядя на Фергюса большими печальными глазами. Калем же просто стоял в ожидании очередной, давно уже навязшей в зубах нотации.
– ... Все старейшины клана, должно быть, уже не раз перевернулись в своих гробах. Печальное время настало для рода Мак-Лакленов. – Фергюс тяжко вздохнул и покачал своей громадной седой головой. – Твой прапрадедушка, вождь клана Мак-Лакленов, погиб на Каллоден-Мур, пролив свою кровь ради освобождения клана, а ты вот стоишь здесь – и у тебя ни жены, ни детей! – Фергюс сердито потряс головой. – Эх! В мире все теперь наперекосяк, не то что прежде.
Калем взглянул на брата; тот шевелил губами, беззвучно повторяя за Фергюсом давно уже знакомые слова.
– ... А твой прадед – он был настоящий герой и все же был вынужден бежать с князем Бони во Францию и жить там в изгнании – да, вынужден. Но думал ли он о себе? Нет, он не думал о себе. Он потратил годы, отыскивая новое пристанище для своего народа. Он переплыл через море, пришел в эти дикие безлюдные места и не успокоился, пока не нашел этот остров.
Фергюс помолчал, потом плавно повел рукой, точно миссионер в грешников.
– Смотри! Оглянись вокруг себя, на этот остров! Твой остров! Он такой же, как был тогда, при шотландцах Бони. Затем этот славный муж отправился обратно в Шотландию и перевез сюда свой погибающий клан. При этом он потерял жену: твоя бабушка – чудная, милая – умерла, не вынеся путешествия. А ты!.. Прошло сто лет, как твой прапрадед, чье имя ты носишь, великий Калем Мак-Лаклен, погиб, отдав свою жизнь за князя на пустошах Каллодена, а ты даже не можешь уважить твоих предков Мак-Лакленов, взяв себе маленькую, миленькую, славную женушку!
Фергюс с отчаянием выдохнул.
К этому времени Эйкен уже тихонько похрапывал; на голове у него покоилась морда его жеребца. Калем пригнулся, упершись руками в стол.
– Отвези... этих женщин... назад, – произнес он, отчетливо выговаривая каждое слово.
– Раз уж ты сам не хочешь понять, что тебе нужно сделать, – что ж, придется мне позаботиться! – Фергюс высоко поднял голову, скрестив руки на груди и не двигаясь с места. – Тебе нужно жениться, Калем Мак-Лаклен!
– На одной из этих страшных мегер? – вскричал Калем так громко, что Эйкен, вздрогнув, проснулся.
– А чем они плохи?
– Понял, брат? Ни черта Фергюс не смыслит в достоинствах женщин! – заметил Эйкен. – Он даже представить себе не может, чем они плохи.
– Я ничуть не дурнее тебя, Эйкен Мак-Лаклен, и зрение у меня нисколько не хуже! – прорычал Фергюс, обращаясь к бюсту Роберта Брюса.
– Фергюс!
– А? – Фергюс обернулся на голос Калема.
– Одна из этих женщин настолько стара, что годится мне в бабушки.
На несколько секунд воцарилось молчание.
– М-да, Салли, пожалуй, уже не первой молодости, – признался наконец Фергюс.
Эйкен хмыкнул:
– Там уж и о последней говорить не приходится!
– Ты должен жениться, Калем Мак-Лаклен. Тебе нужно обзавестись семьей. Заиметь детишек. Это будут дети Мак-Лаклен... Посмотри на Эйкена! Твой брат на четыре года моложе тебя, а у него уже есть дети.
– Двое детей, – добавил Эйкен с широкой улыбкой.
Она тут же погасла, стоило только Фергюсу что-то пробормотать насчет очередного письма. Старик, нахмурившись, стал рыться в кармане пиджака.
– Ага, вот оно!
Он протянул Эйкену письмо на плотной веленевой бумаге, всем им уже хорошо знакомой. Они успели получить не менее десятка подобных писем из школы, где учились дети Эйкена.
Фергюс прихлопнул письмо у себя на ладони и бросил на Эйкена убийственный взгляд, говоривший: «Тебе нужно жениться».
– У тебя тоже нет жены, – произнес старик вслух.
Эйкен только пожал плечами:
– Я уже был женат.
– Твои дети должны быть здесь, среди Мак-Лакленов, а не в какой-то никчемной школе, где чужеземцы превращают их в маленьких варваров. Им нужна мать.
– Зачем? Я ведь свою никогда не видел.
Эйкен расколол еще один орех, забросил в рот, потом нахмурился и выплюнул его на ладонь.
Калем покачал головой. Быть может, Эйкену и вправду нужна женщина. Что-то ему, во всяком случае, нужно.
Эйкен поднял на них взгляд.
– Я уже сказал, что в жизни не знал своей матери, и ничего – как видишь, вырос.
– Видеть-то я это вижу, парень!..
Эйкен что-то шепнул своей лошади, потом потрепал ее по морде.
– Ты больше любишь своих лошадей, Эйкен Мак-Лаклен, чем собственных ребятишек.
Эйкен застыл; он сидел молча, не двигаясь. Вся его бравада внезапно улетучилась. Он не отрываясь смотрел на нераспечатанное письмо каким-то странным, отрешенным взглядом.
«Пожалуй, Фергюс на этот раз зашел уж слишком далеко», – подумал Калем, переводя взгляд со своевольного, упрямого старика на столь же своевольного, упрямого брата.
Старик, наверное, и сам сообразил, что хватил чересчур; он тоже умолк. Напряжение росло; с минуту в комнате царила мертвая тишина, не считая непрестанного тиканья каминных часов Бэйарда.
Эйкен наконец поднял голову; скулы его напряглись чуть сильнее, глаза чуть больше сузились.
– Я сам позабочусь о своих ребятишках, старик.
– Им нужна рука матери и им нужно жить здесь, среди Мак-Лакленов. Дети должны жить с отцом – вот что я скажу тебе, парень.
Эйкен ничего не ответил.
Фергюс опять повернулся к Калему.
– А ты – глава клана Мак-Лакленов, последний в нашем роде Калем Мак-Лаклен, а у тебя вообще нет детей. У ребятишек Эйкена нет двоюродных братьев и сестер. Детям нужна семья, вот что я скажу вам, друзья мои! И если вы сами не хотите об этом заботиться – что ж, придется позаботиться мне!
– Послушай, старик! Ты что же, думаешь, эта старуха родит мне детей?
Фергюс пожал плечами:
– Она была первой, кого я нашел.
Калем стоял, не проронив ни слова.
Эйкен, однако, не мог удержаться:
– Где ты искал ее – ночью, в пещере? – Он покосился на Калема. – Фергюс, должно быть, отыскал ее, роясь в отбросах в поисках глаза тритона. – Старик бросил на Эйкена рассерженный взгляд. – Жабьей кожи? Или крыльев летучей мыши?
– Как тебе угодно, Эйкен Мак-Лаклен. А все-таки вам с братом нужно жениться.
– И ты, значит, хочешь, чтобы такая вот старая грымза стала матерью наследника рода Мак-Лакленов?