– О! – проронила Скарлетт, не сумев подыскать ничего более вразумительного, но ее собеседник удовлетворился и этим.
Самообладание начинало возвращаться к ней, мысли прояснялись. Странный холод сковал ее душу, и ей казалось, что отныне уже ничто не согреет ее вновь. Почему бы ей не выйти замуж за этого красивого, пылкого мальчика? Он не хуже других, а ей теперь все равно. Ничто уже никогда не будет ей мило, доживи она хоть до девяноста лет.
– Я только еще никак не могу решить, вступить ли мне в Южно-Каролинский легион мистера Уэйда Хэмптона или в сторожевое охранение Атланты.
– О! – снова пролепетала она, их глаза встретились, и взмах ее ресниц решил его судьбу.
– Вы согласны ждать меня, мисс Скарлетт? Это было бы неизъяснимым счастьем для меня – знать, что вы ждете моего возвращения домой с победой! – Затаив дыхание, он ожидал ответа, видел, как улыбка шевельнула уголки ее рта, заметил в первый раз тень какой-то горечи в этой улыбке, и его потянуло прикоснуться губами к ее губам. Ее рука, чуть влажная и липкая от пота, скользнула в его ладонь.
– Я не хочу ждать, – сказала она, и взор ее затуманился.
Он сидел, сжимая ее руку, приоткрыв от изумления рот. Искоса, украдкой наблюдая за ним, Скарлетт холодно подумала, что он похож на удивленного лягушонка. Он что-то пробормотал, запинаясь, закрыл рот, снова открыл и опять стал пунцовым, как герань.
– Могу ли я этому поверить – вы любите меня?
Она ничего не ответила, просто опустила глаза, и Чарлза охватил восторг, тут же сменившийся невероятным смущением. Наверное, мужчина не должен задавать девушке таких вопросов. И девушке, наверное, не пристало на них отвечать. По свойственной ему робости он еще ни разу не отваживался на такие объяснения и совсем растерялся, не зная, как поступить. Ему хотелось петь, кричать, прыгать по газону, сжать Скарлетт в объятиях, хотелось броситься рассказывать всем, что она любит его. Но он только еще крепче сжал ее руку, отчего кольца больно впились ей в пальцы.
– Мы поженимся сейчас, мисс Скарлетт?
– Угу, – пробормотала она, перебирая складки платья.
– Мы можем сыграть свадьбу в один день с Мел…
– Нет, – быстро сказала она, сердито сверкнув на него глазами.
Чарлз понял, что снова попал впросак. Ну конечно, для каждой девушки свадьба-это большое событие, и она не захочет делить свой триумф с кем-то еще. Как она добра, что прощает ему все его промахи! Ах, если бы уже стемнело и он под покровом благодатных сумерек мог осмелиться поцеловать ее руку и сказать ей все те слова, что жгли ему язык.
– Когда вы позволите мне поговорить с вашим отцом?
– Чем скорее, тем лучше, – ответила она, думая лишь о том, чтобы он оставил в покое ее руку, прежде чем она будет вынуждена его об этом попросить.
Он вскочил, и ей в первый миг почудилось, что он сейчас запрыгает по газону, как щенок, но чувство достоинства все же возобладало в нем. Он заглянул ей в лицо, его ясные, простодушные глаза сияли. Никто еще не смотрел на нее так, и ей не суждено было еще раз увидеть такой обращенный на нее взгляд другого мужчины, но в своей внутренней отчужденности она подумала только, что глаза у него совсем как у теленка.
– Я пойду и сейчас же разыщу вашего отца, – сказал он, весь лучась улыбкой. – Я не в состоянии откладывать это ни на минуту. Вы не рассердитесь, если я вас покину… дорогая? – Это нежное словечко далось ему с трудом, но единожды совершив такой подвиг, он с наслаждением тут же повторил его снова.
– Нет, – сказала она. – Я подожду вас здесь. Под этим деревом так хорошо и прохладно.
Он пересек газон и скрылся в доме, и она осталась одна под шелестящей кроной дуба. Из конюшен один за другим выезжали всадники; слуги-негры – тоже верхом – спешили каждый за своим господином. Проскакали мимо братья Манро и прощально помахали ей шляпами, а за ними с гиканьем промчались по аллее Фонтейны и Калверты. Четверо Тарлтонов скакали по газону прямо к ней, и Брент кричал:
– Матушка дает нам своих лошадей! Ого-го-го!
Дерн полетел из-под копыт, юноши умчались, и она снова осталась одна.
Ей казалось, что и белый дом с его устремленными ввысь колоннами тоже отдаляется от нее, надменно и величественно отторгает ее от себя. Он уже никогда не станет ее домом. Эшли никогда не перенесет ее, новобрачную, на руках через этот порог. О, Эшли, Эшли! Что же она натворила! Что-то шевельнулось на дне души, что-то, упрятанное глубоко-глубоко, начинало пробиваться сквозь оскорбленное самолюбие и холодную расчетливость. Скарлетт становилась взрослой, и новое чувство рождалось в ее сердце, чувство более сильное, чем тщеславие и своеволие эгоизма. Она любила Эшли и понимала, что любит его, и никогда еще не был он ей так дорог, как в эту минуту, когда Чарлз исчез за поворотом усыпанной гравием аллеи.
Глава VII
Минуло две недели, и Скарлетт обвенчалась с Чарлзом, а еще через два месяца стала вдовой. Судьба быстро освободила ее от уз, которыми она так поспешно и бездумно связала себя, но прежние беззаботные дни девичества навсегда остались позади. По пятам за браком пришло вдовство, а за ним – к ее смятению и ужасу – оповестило о своем приближении и материнство.
Впоследствии, вспоминая те апрельские дни 1861 года, Скарлетт обнаружила, что не может восстановить в памяти никаких подробностей. События переплетались, сталкивались, смещались во времени, как в тяжелом сне; они казались нереальными, лишенными смысла. В памяти были провалы, и она знала, что так это и останется навсегда, до самой ее смерти. Особенно смутно припоминались дни, протекшие между ее объяснением с Чарли и свадьбой. Две недели! В мирное время венчание не могло бы последовать за обручением так непостижимо быстро. Потребовался бы пристойный промежуток длиною в год или по меньшей мере в шесть месяцев. Но Юг был уже охвачен пожаром войны, одни события так стремительно сменялись другими, словно их сметал, ревя, ураган, и медленное, размеренное течение времени осталось лишь в воспоминании о былых днях. Эллин, ломая руки, умоляла Скарлетт не спешить со свадьбой, дать себе время подумать. Но Скарлетт – упрямая, насупленная – оставалась глуха к ее мольбам. Она хочет выйти замуж! И как можно быстрее! Через две недели.
Узнав, что свадьба Эшли уже передвинута с осени на первое мая, с тем чтобы он мог присоединиться к Эскадрону, как только начнутся боевые действия, Скарлетт объявила, что ее венчание состоится днем раньше. Эллин возражала, но Чарлз, горя нетерпением отправиться в Южную Каролину и присоединиться к легиону Уэйда Хэмптона, с необычным для него красноречием заклинал ее не откладывать свадьбы, и Джералд стал на сторону жениха и невесты. Его уже охватила лихорадка войны, и, радуясь тому, что Скарлетт делает такую хорошую партию, он не видел причины чинить препоны юным сердцам в такие дни. Эллин, расстроенная, сбитая с толку, в конце концов сложила оружие подобно десяткам других матерей по всему Югу. Их прежний неспешный, праздный мир был перевернут вверх тормашками, и все уговоры, мольбы, молитвы были бессильны перед грозными силами, все сметавшими на своем пути.
Весь Юг был охвачен возбуждением, пьян войной. Все считали, что первый же бой положит конец войне, и молодые люди спешили завербоваться, пока война еще не кончилась, и обвенчаться со своими милыми, после чего можно будет скакать в Виргинию бить янки. Свадьбы играли в графстве дюжинами, и ни у кого уже не оставалось времени погоревать перед разлукой – все были слишком взбудоражены и погружены в хлопоты, чтобы проливать слезы или предаваться тягостным раздумьям. Дамы шили мундиры, вязали носки, скатывали бинты, а мужчины проходили строевую подготовку и упражнялись в стрельбе. Поезда с солдатами ежедневно шли через Джонсборо на север, в сторону Атланты и Виргинии. Одни отряды отборных войск милиции выглядели пестро и весело в голубом, малиновом и зеленом; другая, небольшая часть отрядов была в домотканой одежке и енотовых шапках; третьи были вообще без формы – в суконных сюртуках и тонких полотняных рубашках. И все были недообучены, недовооружены, и все возбужденно, весело кричали и шумели, словно направляясь на пикник. Вид этих вояк повергал в панику юношей графства: они смертельно боялись, что война окончится прежде, чем они попадут в Виргинию, и подготовка к отправке Эскадрона велась усиленным темпом.