«Все из-за меня, – думал он в отчаянии. – Я довел ее до этого».
Он вспомнил, как она расправила плечи, удаляясь от него, вспомнил ее упрямо поднятую голову. Сердце выскакивало из груди, стремясь к ней, замирая от восхищения. Он знал, что в ее словаре нет таких слов, как «доблестный рыцарский дух», знал, что она посмотрела бы на него пустыми глазами, скажи он ей, что она и есть воплощенная доблесть и никого отважнее он в жизни не встречал. Она не понимает, как много правды в этих прекрасных словах и как верно он ее чувствует. Она смотрит на жизнь прямо, воспринимает ее, как она есть, противится всем своим упорным, неизощренным умом любому препятствию, какое встанет у нее на пути, и в борьбу вступает с бесповоротной решимостью, не признающей поражений. Она будет продолжать сражение, даже когда увидит, что поражение неизбежно.
Правда, за четыре года он повидал и других, кто отказывался признавать возможность поражения. Навстречу верной гибели они скакали весело, потому что были доблестны и отважны.
Но никогда еще он не встречал такой доблести, как доблесть Скарлетт О’Хара, идущей покорять мир в материнских бархатных шторах и с перьями из петушиного хвоста.
Глава 33
На следующий день, когда Скарлетт с Мамми сошли с поезда, Атланта встретила их неприветливо: налетал порывами пронизывающий, холодный ветер, по небу низко неслись грязно-серые, рваные облака. Вокзал еще не восстановили после пожара, и они очутились на пепелище, среди развалин, по которым только и можно было определить, где они находятся. Однако привычка взяла верх, и Скарлетт повела головой, ища дядю Питера и коляску тети Питти – ведь в годы войны они всегда встречали ее по возвращении из «Тары». Потом спохватилась и фыркнула, сердясь на себя за рассеянность. Естественно, Питера здесь нет и быть не может, она же не предупредила тетю Питти о своем приезде. И самое главное – она вспомнила, что в одном из писем тетушка горько оплакивала смерть старого одра, которого Питер «подобрал» в Мейконе, чтобы доставить ее домой, в Атланту, после капитуляции.
Тогда Скарлетт стала внимательно присматриваться к экипажам и повозкам, колесившим по вокзальной грязи: может быть, попадется кто-то из старых друзей или знакомых и подвезет их до дома тети Питти. Но она никого не узнавала – ни черных, ни белых. Если то, что писала им тетя Питти, было верно, то, скорей всего, никто из прежних друзей не имел больше собственного выезда. Времена настали тяжелые, людей-то трудно прокормить и найти им крышу над головой, не говоря уж о животных. Большинство друзей тети Питти, подобно ей самой, ходили теперь пешком.
На площади было несколько фургонов – они грузились у товарных вагонов, были заляпанные грязью легкие кабриолеты с бандитского вида чужаками на козлах, и только две коляски. Одна закрытая, другая – с откинутым верхом; в ней сидела хорошо одетая дама и офицер янки. У Скарлетт резко перехватило дыхание при виде военной формы. Хоть Питти и писала им, что в Атланте расположен гарнизон и улицы полны солдат, все же первый увиденный синий мундир поразил и напугал ее. Довольно трудно было убедить себя, что война окончена и что мужчина этот не собирается ее преследовать, грабить или оскорблять.
Относительное безлюдье у поезда заставило ее вернуться памятью в то утро 1862 года, когда она приехала в Атланту – молодая вдова, закутанная в креп и одичавшая от скуки. Тогда все это пространство было просто забито фургонами, колясками, санитарными каретами, шум стоял страшный – кучера переругивались и кляли все на свете, пассажиры и встречающие окликали друг друга, приветствовали друзей. Она вздохнула по легкомысленному возбуждению тех военных дней, а потом еще раз вздохнула при мысли о пешей прогулке до дома тети Питти. Правда, она все же надеялась, что на Персиковой улице может встретиться кто-нибудь из знакомых и их подвезут.
Пока она стояла, озираясь по сторонам, к ним подкатила закрытая карета, светлокожий негр средних лет свесился с козел и спросил:
– Карету, леди? Два куска в любой конец Ланты.
Мамми пронзила его уничтожающим взглядом.
– А, наемный экипаж! – пробубнила она. – Ниггер, ты знаешь, кто мы такие?
Мамми принадлежала к сельским неграм, но она не всегда была сельчанкой и знала, что ни одна порядочная женщина не сядет в наемный экипаж – особенно в закрытую карету – без эскорта из мужских представителей своей семьи. Даже присутствие негритянки-прислужницы не удовлетворяло требованиям приличий. Она бросила на Скарлетт грозный взгляд, поскольку видела, что ей хочется сесть в карету.