Голос его стал обманчиво мягким, почти шелковистым, но она не обратила внимания. Может, все выйдет чудненько в конце концов.
– Вот эти серьги.
– Я не интересуюсь серьгами.
– Я выдам вам закладную на «Тару».
– И что прикажете мне делать с фермой?
– Ну-у, вы могли бы… могли бы… Это хорошая плантация. И вы ничего не теряете. Я расплачусь с вами из будущего урожая хлопка.
– Я не столь уверен. – Он потянулся сидя и засунул руки в карманы. – Времена нынче трудные, и с деньгами туго.
– Ой, Ретт, вы меня дразните! У вас-то миллионы, всем известно.
Он проинспектировал ее всю, и в глазах заплясали злые угольки.
– Значит, дела у вас идут прекрасно и острой нужды в деньгах вы не испытываете. Что ж, рад слышать. Приятно знать, что у старых друзей все в порядке.
– Ох, Ретт, бога ради… – запричитала она в отчаянии, в один миг утратив и мужество, и самообладание.
– Тоном ниже, прошу. Вы не хотите, надеюсь, чтобы вас услышали янки. Интересно, вам говорили когда-нибудь, что у вас глаза как у кошки? У кошки в темноте?
– Ретт, перестаньте! Я вам все расскажу. Мне очень нужны деньги, позарез. Я… солгала, сказав, что у нас все хорошо. У нас все плохо, хуже некуда. Отец, он… не в себе. Он находится в этом странном состоянии с тех пор, как умерла мама, и от него мне помощи никакой. Он совсем как ребенок. У нас нет ни единого полевого работника, хлопком заниматься некому, зато кормить есть кого. Нас тринадцать человек. И налоги! Они стали такие высокие! Ретт, я расскажу все, до конца. Больше года мы живем на грани голода, если не за гранью. О, вы не знаете, что это такое! Вам не понять. Мы ни разу не наедались досыта, и этот постоянный ужас – просыпаться от голода и голодными ложиться спать. Теплой одежды нет вообще, дети вечно с простудой…
– Где же вы взяли это прелестное платье?
– Сшили из маминых гардин, – ответила Скарлетт, настолько отчаявшись, что уже не могла солгать хотя бы про этот позор. – Я выдержала бы и холод и голод, но сейчас… Сейчас саквояжники повысили нам налоги. И деньги требуется выплатить немедленно! А у меня нет денег, одна только золотая монета в пять долларов. Я должна достать деньги на налоги! Разве не ясно? Если я не уплачу, я потеряю «Тару». Мы потеряем. А нам нельзя ее терять! Я не могу допустить, чтобы ее не стало у нас!
– Почему же вы сразу не рассказали мне об этом? Зачем вам понадобилось мое восприимчивое сердце, такое слабое, когда дело касается прекрасных дам? Нет, Скарлетт, вот плакать не надо. Вы уже испробовали на мне все свои штучки, кроме слез, и я не думаю, что смогу вынести еще и это. Мои чувства и без того исполосованы в клочья: вообразите, какое разочарование я испытал, обнаружив, что вам нужны мои деньги, а вовсе не мое чарующее «я».
Вдруг Скарлетт вспомнила, что он довольно часто, насмехаясь над людьми, а заодно и над самим собой, говорил о себе голую правду. А если и сейчас?.. Она метнула в него быстрым взглядом. Что, его чувства действительно задеты? Она действительно дорога ему? Был ли он готов переступить черту и сделать ей предложение, но остановился, увидев ее руки? Или опять все свелось бы к тому непристойному предложению, которое он делал раньше? Если она на самом деле небезразлична ему, то, может быть, она сумеет еще его умилостивить. Однако в черных глазах, буравивших ее, никакой любви не замечалось. Он тихонько посмеивался.
– Мне не подходит ваше дополнительное обеспечение. Я не плантатор. Что еще вы имеете предложить?
Да, придется все-таки на это пойти. Теперь даже на это! Она сделала глубокий вдох и встретилась с ним глазами – открыто и прямо, безо всякого кокетства, без игры, бросаясь очертя голову в схватку, которой боялась больше всего.
– У меня есть… только я сама.
– Ну и?..
Она вся вытянулась струной, упрямый подбородок сделался квадратным, глаза превратились в изумруды.
– Помните ту ночь, на крыльце у тети Питти, во время осады? Вы сказали… сказали, что хотите меня.
Небрежно откинувшись на спинку стула, он смотрел в ее напряженное лицо. Его собственное лицо было темно и непроницаемо. Что-то мелькнуло в глазах, какая-то искра, но он промолчал.
– Вы говорили… что ни одной женщины не желали так сильно, как меня. Если вы все еще хотите меня, вы можете меня получить. Ретт, я сделаю все, что скажете, только, ради бога, умоляю, выпишите мне чек. Мое слово верное. Клянусь. Я не пойду на попятный. Могу обещать в письменном виде, если угодно.
Он смотрел на нее как-то странно, по-прежнему непостижимый, а она торопилась договорить и не могла понять, то ли это его забавляет, то ли отталкивает. Или он побежден? Хоть бы он что-нибудь сказал, ну хоть что-нибудь! Она почувствовала, что к щекам приливает жар.