На этот раз решил: «Вот зачем спрашивал меня о Шичко Сергей Николаевич».
Стал задумываться о роли в их жизни вина. У них были три сына — все женаты, имели детей и жили в Москве. Они тоже пили, — видимо, в подражание родителям. Среди их детей — двое дефективных. «Неужели и тут — злая сила алкоголя?»
В то время я уже ввязался в борьбу с алкоголизмом, написал три-четыре статьи, опубликовал повесть о Шичко, а вместе с академиком Угловым опубликовали полумиллионным тиражом книгу «Живем ли мы свой век».
Приходила на ум статистика Бориса Ивановича Искакова: культурно пьющий приобщает к пьянству шестнадцать-восемнадцать человек. Двух из них убивает. А вот здесь: тихий пьяница Сергей Николаевич увлек за собой жену Екатерину Ивановну, трех сыновей, внуков, товарищей.
Картина жутковатая, а многим и невдомек, что происходит в этой с виду благополучной и даже преуспевающей семье.
Сергей Николаевич, видно, давно почувствовал беду. Екатерине становилось все хуже: у нее кружилась голова, так вдруг ни с того ни с сего наступала слабость. Как-то я ей сказал:
— Может быть, вам полечиться в клинике Углова?
По внезапно вспыхнувшему свету в ее глазах понял, что предложение ей понравилось, но она тут же сникла, проговорила:
— Нет, Иван. Углов мне не поможет. Я ведь сама медик, знаю: болезнь моя неизлечима, с ней одна дорога — в Могилевскую.
Она при этом грустно улыбнулась, и долго молчала, думала. Я ждал, что она сама скажет о своей болезни, но она вдруг спросила:
— А что, ваш Шичко, он совсем падших алкоголиков тоже лечит?
— Он не лечит, его метод скорее педагогический. А насчет падших — да, он любых ставит на ноги.
— А-а… — протянула она, и я услышал в ее голосе безнадежную иронию. Она не спеша подошла к буфету, достала бутылку, налила стаканчик. Руки ее мелко подрагивали. Не стесняясь меня, выпила. И, оживившись, как от наркотика, заговорила:
— Я, Иван, до ручки дошла, без водки часа не могу. Цирроз печени развился, сосуды и все такое. Никакой Шичко не поможет. А к тому же, — ты прости меня, не верю я ни в какие методы. Я читала очерк твой — и тебе не верю. Ты уж прости — не верю и все тут!
Она не верила, а Сергей Николаевич, видимо, надеялся. Расспрашивал:
— Скажи, Иван, Шичко с одним-двумя может заниматься? И не там, в Питере, а к примеру, здесь, в Москве?
— Может, конечно, но просить его об этом неудобно. Он в свои группы по двадцать-тридцать человек набирает.
— И все становятся трезвыми?
— Ну, не все, а процентов восемьдесят отрезвляются. Не поддаются лишь те, у кого интеллект слабый или дневник не ведут. Там, видите ли, дневник — обязательное дело. Через него, в основном, и уходит вся дурь.
— Да, да, у тебя в повести и об этом сказано. Сергей Николаевич замолкал, но затем вдруг обращался с вопросом:
— Неужели ты веришь?
— Во что?
— Ну, в этого… чудака. Ведь блажит, наверное, голову морочит.
Я на это отвечал:
— У меня статистика. Беседовал с каждым и домой ходил. И потом с некоторой обидой в голосе говорил:
— Мы с вами в газетах работали, не один десяток статей и очерков написали — разве мы хоть раз обманули читателя?
— Помилуй Бог, ни разу! Но тут уж больно дело необычное. Поверить трудно. Ну, сам посуди: если правда, то этот самый Шичко… — какое открытие подарил человечеству! Да ему за такое дело памятник золотой не жалко поставить.
— И поставят! Во всех городах и селах — и не только у нас в России.
— Да, да, — поставят. Только жаль, что мы с тобой этих памятников не увидим.
Заключение печальное, но, к сожалению, верное. Мир людской уж так устроен: он своих пророков долго не признает, а иных так и каменьями побивает. К несчастью, именно это и случилось с Геннадием Шичко.
Русский народ давно заметил мертвую хватку алкоголя, окрестил его Зеленым змием. Змий или Джон — весельчаки, они имеют и еще одну общую черту: верность жертве. Алкоголь следует за своей жертвой как преданный пес — до могилы. Я эту собачью преданность «огненной воды» видел на примере Сергея Николаевича и Екатерины Ивановны. Бывало, зайду утром: мои друзья трезвые, бодрые. Сергей Николаевич пишет, а Екатерина Ивановна на огороде трудится. Но если встречу их после обеда — оба они под хмельком, и не трудятся, и бодрости никакой нет. И это уже в те годы, когда оба они были слабы, часто болели. Сергей Николаевич продолжал работать над романом, возлагал на него большие надежды. Но роман как заколдованный: не подвигался. Его творец теперь не просто пил, а уходил в запой, и эти погружения случались все чаще и выбивали его надолго. Я ничего не говорил, а он оправдывался: «Не упиваюсь в усмерть, а пью понемногу, культурно, а видишь — работать не могу».
Приехал ко мне Геннадий Андреевич Шичко. Зашли с ним к моим друзьям. Сергей Николаевич сразу подступился к делу:
— Иван вот говорит, что алкашей отрезвляете.
— Да, отрезвляю.
— Извините, но мне как-то не верится.
— Многие не верят. Таких маловеров жены и матери ко мне приводят.
— Ну, меня жена не поведет, — усмехнулся Сергей Николаевич.
— А вы сами приезжайте.
— Это к вам, в Ленинград?
— Да, я живу в Ленинграде.
— Ну, нет, туда меня и на аркане не затащишь. Я уж как-нибудь обойдусь. Если пьешь понемногу, так и ничего.
— У меня на этот счет иное мнение.
— Оставайтесь при своем мнении, они, мнения, не перчатки, скоро не меняются.
— Пожалуй…
Разговор не клеился, и мы скоро удалились. По дороге Геннадий Андреевич говорил:
— С такими труднее всего. Всеми признан, уважаем — такому нелегко унять гордыню и пойти на поклон к другому. Такой к последней черте подойдет, а все будет говорить: «Я пью умеренно, мне вино не мешает».
Долго после того я не был у своего приятеля. Он сам ко мне пришел. И сразу заговорил о Шичко:
— Я, кажется, был с ним не очень вежлив, и чаем не угостил…
— Пустяки вы говорите. Он рад, что познакомился с крупным писателем. Я ему вашу книгу подарил.
Далеко вглубь я загонял иронию, — кажется, мой друг ее не услышал.
— Ты бы рассказал мне подробнее о методе Шичко. А? Расскажи, Иван.
— Что же мне лекцию, что ли, вам прочитать?
— Ну, лекцию не лекцию, а этак не торопясь, как школьнику, популярно…
— Ладно. Приготовьтесь слушать.
Миллиарды людей в течение тысячелетий видели, как падает с дерева яблоко. На землю, конечно. Не полетит же оно вверх! Что же тут удивительного? И стоит ли тут о чем-то думать?
Да, все так полагали, что здесь не о чем думать. И проходили мимо этого маленького явления. Но явился человек, который при взгляде на падающее яблоко, воскликнул: «О!.. Упало яблоко. Земля его притянула. И она притягивает не только яблоко, а и другие предметы. И нас в том числе. Ведь потому мы ходим по земле, а не улетаем в небо. Мы, правда, можем подпрыгнуть, но ровно настолько, насколько у нас хватит сил. Каких сил? А таких, которые позволят хоть на несколько мгновений преодолеть энергию притяжения…»
И мысли, цепляясь одна за другую, потекли дальше. И явили новые открытия, новые науки.
Вот что значит найти базовую формулу, верно и точно объяснить явление.
Шичко нашел базовую формулу, верно и точно объяснил явление, которое раньше все видели, но не знали, как объяснить его природу.
В наше время расцвета многих отраслей знания часто случается, что фундаментальные открытия совершаются на стыке наук. Так вышло и у Геннадия Шичко. Он свыше тридцати лет изучал проблемы физиологии человека, работал в Институте экспериментальной медицины — в отделе, которым некогда руководил Иван Петрович Павлов. Шичко проводил исследования, ставил опыты, изучал мозг, высшую нервную деятельность человека. В Ленинграде издана его книга «Вторая сигнальная система».
На каком-то этапе своих работ Геннадий Андреевич углубился в изучение механизма гипноза. Овладел этим механизмом. Получал результаты, изумлявшие его товарищей. К нему стали обращаться с просьбами полечить того-то и того-то. Один просил освободить от страха, другой — от любви к недостойной женщине… Кто-то просил избавить от бородавок и т. д. Шичко многим помогал. О нем стали говорить. И людей обращалось все больше. Однажды пришел известный детский писатель Леонид Павлович Сёмин — попросил избавить от алкоголизма. «Ну, тут я бессилен», — развел руками Шичко. Он знал, что от пагубы этой нет никакого средства, никто не может поставить на ноги спившегося бедолагу. Однако отказать человеку не посмел.