Сомов включил рацию.
— Двойка, двойка! Вы ещё снаружи? — спросил он, волнуясь. — Все живы? Чирков ногу сломал? Ну, нога это ерунда, главное, чтоб голову не сломал! Тогда всем на исходную, мы сейчас к вам поднимемся, — выдохнул он облегчённо. — Пошли на восьмой, подумаем, что делать. Гатауллин, останешься здесь, глаз с двери… гм… со стола не сводить! Если наш друг выползти решит — прикладом ему по ноздрям!
«Думать надо, думать надо, Сомов! — ругал себя последними словами майор, пока они поднимались на восьмой этаж. — А потом уже лезть, куда не следует. А то устроил, понимаешь, „штурм унд дранг“, блин! Ладно хоть ребят не положил, а то с тебя станется, полководец хренов! Но бандюга-то каков, а? Тёртый калач, по всему видно… Не зря я его боялся. Ну что ж, тем приятней будет его взять!»
Майор Сомов любил брать преступников по возможности сам. И чаще всего фортуна была в этом отношении к нему благосклонна. Поднимаясь по лестнице, майор ещё не знал, что скоро ему представится редчайшая возможность — увидеть филейную часть этой непостоянной дамы собственными глазами…
Уберите «Першинги» из Европы!
Фёдор тяжело дышал и обливался по́том. Уже полчаса он таскал на голове тяжеленный гипсовый бюст какого-то композитора, а снайпер всё не стрелял.
«А может, нет никакого снайпера? — устало спросил сам себя Фёдор. И сам же себе строго ответил: — Есть. Милиции без снайперов не бывает!»
И Сивцов продолжал, хромая на обе ноги и покачиваясь под тяжестью гипсовой болванки, самоотверженно прогуливаться перед окнами.
План Фёдора был предельно прост: продержаться до приезда жены из деревни. А тогда — Сивцов был в этом абсолютно уверен — его врагам не поздоровится! Продержаться оставалось, по прикидкам осаждённого, часов тридцать-сорок.
То, что он окружён со всех сторон, Фёдор понял ещё больше часа назад, выглянув в окно. Весь двор напоминал гигантский ночной клуб, как их показывали по телевизору — по стенам, земле и людям метались синие и красные сполохи проблесковых маячков, установленных на десятках милицейских машин. Под балконами возились какие-то люди.
«А я не верил, когда Ефим Бабурин говорил мне на работе, что вся милиция куплена на корню! — ужаснулся Сивцов. Теперь он видел в окно своими глазами, как прав был Ефим. — Надо же, не смогли сами меня достать — тут же наняли спецназ из Чечни и половину милиции города! И что характерно, они не смогли им отказать — примчались прямо посреди ночи, чтобы выкурить меня отсюда! Буду жив, расскажу Ефиму», — Фёдор отошёл от окна и стал думать, как быть дальше.
«Первым делом — дверь! — чётко определил себе задачу выкуриваемый. — Надо задвинуть её шкафом!» — решил он и пошёл смотреть, где у соседа находятся шкафы.
Почему дверь надо задвигать именно шкафом, Фёдор не знал, но подсознательно чувствовал, что это правильное решение. Шкафы у соседа были почти в каждой комнате и все, как один — встроенные, так называемые «купе». Фёдор знал это название, потому что, во-первых, его часто упоминали в телевизионной рекламе, а во-вторых, Амина очень хотела иметь такой шкаф в спальне и уже почти собралась заказать его в какой-то фирме, которым Фёдор не очень-то доверял.
«Надо сказать ей, чтоб не заказывала, — рассуждал он, расхрамывая по квартире Папанова. — А то, не дай бог, что случится — даже дверь задвинуть нечем!» — с этими слегка параноидальными мыслями Фёдор набрёл на бильярдную.
«Вот! — тут же сверкнула в его голове мысль. Сивцов увидел бильярдный стол. — Вот оно! Как раз то, что надо! Большой, тяжёлый и красивый. Как в кинофильме про „Неуловимых“, только лучше!» — Фёдор обошёл стол и упёрся в него плечом.
К его удивлению, стол поехал по паркету в нужном направлении. Не слишком легко, конечно, но Сивцов думал, что ему вообще не удастся сдвинуть с места это сооружение.