Снов он сегодня не смотрел.
Поезд шёл на восток.
Теремок Змея Горыныча
Утром Сивцов проснулся от того, что в его левый глаз светил тонкий лучик солнца, проникавший в тёмный и холодный вагон через давешнюю «плевательную» дырочку. Напротив, сидя на ящике и стуча зубами от утреннего холода, тихо переговаривались недавние сивцовские собутыльники.
— Доброе утро! — прокаркал Фёдор из полумрака, вызвав лёгкий переполох на соседнем ящике. — Не подскажете, который час?
— А, это ты, Быня, — облегчённо выдохнул Мальборо. — Голосок, блин, у тебя с утра…
— Да уж! — хохотнул сидящий рядом с ним Турист. — Фестиваль «Славянский базар» в Витебске отдыхает! — и он закурил какую-то вонючую папироску.
— А вы чего так трясётесь? — спросил участливый Сивцов. — Замёрзли?
— Не, я балдею! — отчего-то восхитился Турист. — В один спальник залез, другим накрылся, а утром интересуется, замёрзли ли мы? Как тебе это нравится, Мальборо? — он пихнул соседа локтем.
Мальборо пробурчал что-то невразумительное, но явно в том смысле, что нет, мол, не нравится. Фёдор растерялся.
— Так я же это, — забормотал он, оправдываясь, — думал, вам в одном удобнее… Ну и… — он беспомощно оглянулся на следы своего ночного преступления: спальные мешки немым укором лежали поверх мотоциклетного ящика.
— Ладно, не кипишуй, — успокоил его Турист. — Сами виноваты — ужрались вчера до потери сознания. А ты молодец, — он взглянул на Сивцова. — Горазд пить. Я сквозь сон слышал: ты ещё долго один пел.
— Я ещё в дырочку потом плевал, — скромно потупившись, признался Фёдор. — Фонариком мигал долго… А, да: ещё одну доску от ящика почти оторвал, — он подёргал отставший край многострадальной доски.
— Да ну? — восхитился Турист. — И всё помнишь? Мужик! — он подался вперёд и с чувством пожал руку человеку такой невероятной памяти.
Сивцов попунцовел от удовольствия и, чтобы скрыть неловкость, спросил:
— А нам ещё долго ехать?
— Не, километров сто осталось, — махнул рукой Турист. — Я недавно выглядывал, когда на станции стояли. Так что скоро уже прыгать будем.
— Как прыгать? — похолодел Фёдор. — Прямо на ходу?!
— А как же ещё? — удивился Турист. — Ты что же, думаешь, нам его посреди леса остановят, чтоб мы сошли?
— Я думал, вы договорились… — упавшим голосом пробормотал Сивцов. — С машинистом, там… Или, может, с кондуктором, — он запутался, вспоминая, есть ли в грузовых поездах кондукторы и, стушевавшись, замолчал.
— Ага, — заржал Турист. — На двести семьдесят пятом километре останови, шеф! Нет, Быня, всё-таки весёлый ты человек! А, Мальборо, слышал, чё опять Быня забацал? — и он довольно хлопнул Фёдора по плечу. — Не боись, брателло, щас, слава богу, зима, а не лето — в сугроб-то без проблем приземлишься, нормально!
— Ну, разве что в сугроб… — неуверенно пробормотал Фёдор, против воли вспоминая, как в прошлом году, отправившись в поликлинику взять больничный по поводу ОРЗ, поскользнулся и сломал руку: в двух местах себе и ещё в одном — какой-то женщине, которую свалил по неосторожности.
«Та женщина тоже упала в сугроб, — обеспокоенно думал Сивцов, — а смотри-ка: всё равно сломала руку. Правда, я упал на неё с Алисиными санками, которые по пути хотел занести в починку, но всё же. А тут — с поезда! Нет, я не смогу…»
Остаток пути проехали в молчании, лишь однажды вяло пожевав невкусной, резиновой от холода колбасы.
Последние полчаса пути Турист безвылазно провёл у смотрового отверстия — высчитывал километровые столбы.
— Пошли, — оторвавшись, наконец, от своего занятия, коротко бросил он. — Три километра осталось.
Турист с Мальборо пробрались к двери и стали возиться с запором, Фёдор, с негнущимися от ужаса конечностями, последовал за ними — оставаться одному в тёмном вагоне было стократ страшней. Наконец дверь тяжело поехала в сторону, и в лица беглецов ударил холодный январский ветер, причём так, что с непривычки все задохнулись.
— И-и-и-и! — вдруг отчаянно взвизгнул Сивцов и, зажмурившись, бросился головой вперёд — прямо в кружащую за бортом вагона стихию.
Он где-то читал, что прыгать с парашютом надо именно так: сначала, не раздумывая, выпасть из самолёта, а потом уже ориентироваться — где верх, где низ и в какую сторону тебя несёт потоком воздуха. Через несколько секунд Фёдор понял, что полёт, кажется, несколько затянулся, и открыл глаза. Он всё ещё был в вагоне, хотя и в опасной близости от открытого дверного проёма, но при этом кто-то крепко держал его за шиворот.