— Тогда мы на них ударим. Пока они развернут свои ухырбы, мы уже отойдём к Урге...
Для хорунжего Немчинова дальнейшие события развивались непонятным и неприятным образом. После того как был подан сигнал тревоги и было приказано садиться на коней, к унгерновскому офицеру подлетели сотенные командиры-монголы. Они с известной простодушной хитростью степняков дружно заявили следующее:
— Нам, монголам, надо срочно идти на моление в Ургу.
— А как же красные русские? Они же вам враги. И уже близко.
— Цэрики говорят, что пока не помолятся в ургинских храмах, в бой с русскими не пойдут.
— Тогда я прикажу выпороть каждого, кто уйдёт из отряда в Ургу...
Действительно, хорунжий Немчинов приказал наказать «бамбуком» нескольких строптивых цэриков. Но прока от этого не было: угрозы оказались бесполезны. Беломонгольский отряд разбежался на глазах хорунжего. Причём не все люди ушли к столице. Большинство цэриков рассеялось в степи, но только не на север, откуда подходил советский экспедиционный корпус Константина Неймана. Немчинову с несколькими казаками пришлось поспешить, чтобы уйти от Урги на восток, в Цэцэнхайский аймак, и там искать главные силы «азиатов».
Богдо-гэген о сопротивлении красным монголом и не подумал, надеясь на свой авторитет и святость в глазах населения Внешней Монголии. В новой обстановке цин-ван Унгерн ему уже не мог ничем помочь. Такого же мнения о складывающейся ситуации был и глава правительства Джалханца-хутухта:
— Нам не стоит воевать с красными русскими и с Сухэ-Батором. Пусть новые министры будут в Урге. Ламы не дадут в обиду нашего Живого Будду. Он свят для любого монгола...
Джалханца-хутухта, разумеется, хитрил. Он не моё не знать, как красные монголы относятся к Богдо-гэгену и служителям буддистского культа. Но сила была на их стороне: личная дворцовая гвардия Богдо-гэгена защитить Ургу, конечно, не могла. А хан-чингизид и цин-ван Унгерн со своей Азиатской конной дивизией пропал где-то на севере Монголии, не подавая в столицу о себе надёжных вестей.
Джебцзун-Дамба-хутухта решил всё же сразу наладить «добрососедские» отношения с новыми покорителями Урги. Он выслал навстречу Сухэ-Батору и командирам красноармейских войск начальника дворцовой стражи с приветствием на расстояние десяти вёрст от столицы. Так, в не столь давние времена, было традиционно положено встречать прибывающих в столицу Внешней Монголии из Пекина китайских наместников:
— Богдо-гэген приветствует тебя, Сухэ-Батор, решившего прибыть в Ургу из Алтан-Булака.
— Спасибо на добром слове. Что ещё приказал передать Богдо-хан?
— Богдо-гэген сказал, что он готов признать революционное правительство красных монголов.
— Хорошо. А что твой хозяин для этого сделал не на словах?
— Богдо-гэген принял отставку Джалханцы-хутухты и всех его министров.
— Кто же теперь правит в Урге вместо них?
— Пока никто. Дом правительства пуст, и я приставил к нему надёжных стражников.
— Есть в Урге солдаты Унгерна?
— Нет, ни одного. Все их казармы и штаб в Маймачене пусты.
— Поезжай в город. Объяви там, что русские идут с нами как друзья монгольского народа...
6 июля передовая часть колонны советского экспедиционного корпуса (2-я стрелковая бригада Народнореволюционной армии ДВР) и красно-монгольский отряд вступили в Ургу без боя. Остальные войска, растянувшиеся по пути, вошли в город на следующий день. Среди и их были и члены Временного народного правительства во главе с Д. Бодо.
Въезд в столицу Сухэ-Батора мало чем напоминал торжество барона Унгерна фон Штернберга. В воздухе не витал запах пороховой гари, на улицах не валялись трупы людей и лошадей. Красные не держали винтовок на изготовку, как это было с белыми. Нейман и его командиры знали, что вооружённого сопротивления в Урге они не встретят. Последние её защитники в лице хорунжего Немчинова и немногих оставшихся у него конников уже сутки как подгоняли своих лошадей, торопясь уйти как можно дальше.
Сухэ-Батор ехал под красным знаменем, приветствуемый ургинцами. Многочисленные столичные ламы молчаливо стояли повсюду, смиренно опустив глаза в землю. Торжественное шествие двигалось по центральной улице Урги. Русские колонисты называли её Широкой, чтобы подчеркнуть главное достоинство. За Сухэ-Батором ехали четыре сотни красных цэриков, героев боя с Баяр-гуном под Алтан-Булаком.
Нейман старался соблюсти этикет начала пребывания советского экспедиционного корпуса в Монголии. Красноармейцы скромно шли вдоль домов по обеим сторонам улицы, ничем не демонстрируя своего «положения». Хотя военной силой в той ситуации являлись именно они, а не красные монголы.