— Силы Унгерна продолжают таять. От него ушли все монголы...
— Состав Азиатской конной дивизии по данным воздушной разведки не превышает на сегодняшнее число нескольких сот человек...
— В Селенгинском лагере белых осталось всего около полусотни юрт и палаток...
— Сведениями о подготовке к переходу границы Унгерном разведка экспедиционного корпуса не располагает...
На основе такой оперативной информации в Иркутске и Чите решили, что в стане белых поняли всю безвыходность своего нынешнего положения после утраты Урги и поражения под Троицкосавском и Кяхтой. Только этим можно было объяснить «видимое с воздуха численное сокращение» вражеской дивизии. Оставалось только гадать о том, куда бегут от «бешеного барона» его «азиаты» не монгольского происхождения. К атаману Семёнову в Маньчжурию, в Синьцзян или в портовый Шанхай, где уже сложилась большая колония белых эмигрантов.
Было ещё одно обстоятельство, которое играло белым на руку. В Иркутске, в штабе советской 5-й армии начались серьёзные распри. Они шли между Матиясевичем и членом армейского реввоенсовета Грюнштейном: обвиняли друг друга во всяческих грехах, словно забыв о том, что Гражданская война близка к завершению, Председатель Революционного комитета Сибири Смирнов по прямому проводу телеграфировал в Москву, в Кремль Троцкому:
«Острые разногласия внутри Реввоенсовета между Матиясевичем и Грюнштейном разваливают работу, подрывают дисциплину в штабе. Матиясевич опустился, высиживает в штабе часы, работы нет...
Предлагаю освободить Матиясевича и Грюнштейна от занимаемых должностей и заменить более энергичными и ответственными военными работниками...»
Унгерн фон Штернберг, естественно, обо всём этом и не подозревал. Он находился в информационном вакууме, пользовался только слухами да случайно попадавшими к нему в стан ургинскими газетами. Поскольку конные разъезды красных по неизвестной причине перестали искать его к северо-востоку от монгольской столицы, то пленных унгерновцы не имели.
И вот в дни, когда угрозы от белых на границе не ждали, Азиатская конная дивизия пришла в движение. Она двинулась в заведомо безнадёжное, повторное вторжение в советское Забайкалье, вновь нацеливаясь на город Верхнеудинск и Транссибирскую магистраль, чтобы перерезать её у восточного берега Байкальского озера.
Унгерновцы выступили в поход в ночь на 17 июля. Сперва они шли по маршруту движения бригады генерала Резухина, которая достаточно удачно действовала в первом вторжении. На пути встало только несколько малочисленных красных заслонов, которые разгонялись первой же атакой. Барон теперь для боя часто спешивал «азиатов». Хотя дивизия была конная, но сабель и шашек имели меньше половины всадников. Остальные, вооружённые винтовками и кавалерийскими карабинами, представляли из себя ездящую пехоту и для конных баталий не годились.
Дивизия в четыре тысячи всадников двигалась быстрыми конными переходами, отводя на ночёвки и днёвки минимум времени. Пушек имелось всего две — резухинских, обоз был небольшой. Немалая часть грузов везлась во вьюках. По пути часто приходилось вырубать заросли по сторонам троп, чтобы могли проехать повозки и артиллерийские упряжки. Эта работа выполнялась быстро, сменными командами. Поэтому задержек по тропам среди лесистых гор севера Монголии почти не случалось. Такой скорости передвижения противник белых не ожидал и не прогнозировал. Суточные переходы составляли от 30 до 60, порой даже 80 километров.
За несколько стремительных бросков «азиаты» вышли в долину реки Джиды. Историки отмечают то, что в своём последнем походе Азиатская конная дивизия двигалась на север очень быстро. 24 июля она уже шла по Джидинской долине. Через три дня оказалась у Селенгинской Думы.
Поразительно было и другое: почти весь этот путь Унгерн не пользовался услугами проводников. Своё войско он вёл по приречью Селенги сам. Во время допросов его спросят:
— Вы знали район предстоящих боевых действий?
— Знал. И достаточно хорошо.
— А когда вы здесь могли быть?
— В1913 году я совершил своё первое путешествие в Халху. От Верхнеудинска до Усть-Кяхты добирался купеческим пароходом-тихоходом. На здешние берега насмотрелся вдоволь.