Теперь у семёновского генерала и монгольского цин-вана в подчинении осталось войско силой в один монгольский дивизион князя Сундуй-гуна. Но подчинение не означало верности. Только мистических страх цэриков перед Богом Войны их степного мира не позволял им оставить барона и уйти домой. Унгерн решил рискнуть подавить мятеж в дивизии руками своих телохранителей. Он стал уговаривать Сундуй-гуна:
— Князь, ты всегда был верен мне и Богдо-гэгену. Могу я положиться на тебя и твоих цэриков?
— Да, господин цин-ван.
— Надо пойти по следу мятежников и в удобный момент напасть на них.
— Но разве может один дивизион заставить повиноваться целую дивизию из четырёх полков? У нас и пулемётов нет.
— Может. Только для этого надо перебить заговорщиков из числа колчаковских офицеров. Сундуй-гун, ты должен повиноваться мне. Ты — ван, а я цин-ван.
— Слушаюсь, господин цин-ван.
— Веди монгольский дивизион по следам моего войска...
Цэрики повиновались приказу. Дивизион двинулся в ночи вслед ушедшей на восток мятежной Азиатской конной дивизии. Барон скакал впереди, за проводником. Он не видел и не слышал, как князь Сундуй-гун о чём-то разговаривал со своими воинами. Они то подъезжали к нему, то отъезжали, уступая место другим.
— Надо связать барона. Он ведёт нас к беде. Духи степей за нас.
— Ван. Мы сделаем так, как ты прикажешь. Но мы боимся кары духов.
— Не бойтесь. Мы не прольём ни капли его крови...
Так в считанный час против демона монгольских степей вызрел ещё один мятеж в его последнем войске. Но никто из цэриков даже и не помышлял об убийстве Цаган-Бурхана — их живого Цаган-Бурхана, Бога Войны.
Телохранители решили «сдать» его живым и невредимым противной стороне. Им было всё равно, кто это будет — или красные монголы Сухэ-Батора, или советские отряды, которые вели поиск белогвардейцев в приграничье. За белого генерала они могли получить прощенье. И безбоязненно вернуться к семьям.
Мятеж Азиатской конной дивизии, не пожелавшей идти вслед за своим командиром в призрачный Тибет, обернулся крахом всех жизненных помыслов Унгерна фон Штернберга, Теперь у него оставался один-единственный козырь — выпестованный им Монгольский дивизион.
Барон видел в цэриках Сундуй-гуна преданнейших телохранителей бостонных владык, на которых можно было положиться в самую трагическую минуту. Но ошибся. Во все времена на Востоке телохранители изменяли своим хозяевам. Даже тем, кого страшились и боготворили. Именно таким был для белых монголов последний цин-ван в многовековой истории Халхи. Бог Войны здешних степей.
После того как Унгерну изменило его войско, произошло то, чего он больше всего боялся в жизни. Он не погиб, как «белый рыцарь» в бою, как «восемнадцать поколений его предков», а живым попал во вражеский плен. Последнее он считал делом совершенно позорным. И никогда не думал, что так оборвётся его жизненный путь, который пролегал по тропе войны.
Глава двенадцатая
ПРОЛОГ ВМЕСТО ЭПИЛОГА
онгольский дивизион поднял бескровный мятеж против божественного Цаган-Вурхана по приказу князя Сундуйгуна. Он оказался предателем: ведь он давал клятву на верность, вступая в ряды белой Азиатской конной дивизии, хотя ради справедливости надо заметить, что в годы Гражданской войны воинская присяга своей «прежней» цены не имела.
Пленение барона Унгерна-Штернберга свершилось на правом берегу реки Эгин-Гол, неподалёку от монастыря Ахай-гун, у горы Урт. Было утро 22 августа 1921 года, и безоблачное небо при полном безветрии предвещало жаркий день.
Никто из непосредственных участников «второго мятежа» против барона — монголов, разумеется, — не мог оставить после себя письменных воспоминаний. Но в дивизионе князя Сундуй-гуна служило два безымянных русских офицера, рассказы которых послужили источником для бывших унгерновцев, которые брались за перо с целью увековечить себя и демона монгольских степей для истории. С задачей они справились успешно, хотя эти мемуары в российском Отечестве почти не известны.
Наиболее достоверной считается книга Н.М. Рибо (Рябухина). История барона Унгерна-Штернберга, рассказанная его штабным врачом». Он пишет о втором мятеже кратко:
«После напрасной попытки заставить нас вернуться, барон поскакал обратно к монгольскому дивизиону. Измученный, он прилёг в княжеской палатке, чтобы немного отдохнуть. Позже, с наступлением утра, монголы навалились на него спящего, связали и умчались на юг, оставив связанного барона в палатке. Спустя несколько часов его нашли красные разведчики...»