— Слушаюсь. Будет исполнено...
Вольноопределяющийся, после вызова в полковой штаб, с виду не расстроился. Как человек реально мыслящий, Унгерн-Штернберг видел разницу в своём послевоенном положении. Или вернуться с войны с крестом Георгия на гимнастёрке, или иметь ещё и удостоверение пехотного прапорщика запаса. В первом случае перед ним открывались двери самых элитных военных училищ. В другом эти же двери закрывались на основании такого-то и такого-то императорских указов. Поскольку на богатое наследство надежд не было, оставалось записаться в какой-нибудь провинциальный пехотный полк и служить в нем на младших должностях до ухода на пенсию. И при этом наверняка расстаться с мечтами о взлётах в военной карьере.
Как было тут не вспомнить потомку эстляндских рыцарей о родовом девизе на фамильном гербе баронов Унгерн-Штернбергов. И о напутственных словах матери, которая предрекала ему блестящее будущее на военном поприще. Точнее, на морском, под Андреевским флагом, и с кортиком на боку.
Начальник полкового штаба прямодушно сказал вытянувшемуся перед ним по стойке смирно вольноопределяющемуся:
— Барон. Получить первую звёздочку на погон в идущей войне заманчиво. Но это для вас не жизненная перспектива.
— Почему, осмелюсь спросить?
— Потому что в вас есть строевой дар. Вы можете командовать людьми в бою. Я это видел. Поэтому вы не ротный фельдфебель-молодчага и должны поступить по-другому.
— Как же, на ваш взгляд?
— Не определяйтесь сейчас в прапорщики запаса. А как только война закончится, а дело явно идёт к концу, определяйтесь в какое-нибудь военное училище.
— А Морской корпус?
— Думается, что вам следует забыть о нём. Не знаю, каким вы будете вахтенным офицером на ржавом миноносце, а вот в полку столичного гарнизона смотреться будете.
— Пожалуй, я так и поступлю. Премного благодарен за отеческий совет.
— Пустяки. Помните, барон, в армии у вас будет перспектива продвинуться выше ротного...
Война ещё шла, хотя серьёзные боевые столкновения сторон уже ушли в историю. Вольноопределяющийся барон Унгерн фон Штернберг искал повод, чтобы отличиться ещё раз и получить нового солдатского «Егория», но теперь уже степени повыше, 3-й. Он напрашивался то сходить старшим передового дозора, то разведать окопы японцев, невидимые с нашей стороны, то доставить донесение в соседний полк. Солдаты, посматривая на его старание отличиться, поговаривали:
— Ну и норовистый у нас барон? Всё готов к японцам наведаться. Только людей своих не жалеет.
— А что ему солдатиков-то жалеть. Ведь он сам говорит: я вам не барин — я барон.
— Ничего. Если на этой войне не навоюется, так навоюется на другой.
— Ещё как навоюется. Не накладно будет ему, барону нашему, навоеваться от души.
— Дикий он. Только волю ему дай...
Унгерну на той войне действительно раз пришлось показать свою «дикость». Дело было связано с командой подполковника Шершова из Отдельного корпуса жандармов, которая занималась при Маньчжурской армии полицейским надзором. То есть вопросами контрразведки в армейских тылах: пресекали деятельность японских шпионов и появление в расположениях армейских частей всевозможных «нежелательных» гражданских «лиц, ищущих приключений в ожидании лёгкой наживы».
В августе, когда фронт «встал» у Сыпингая, подполковник Шершов попросился на приём к главнокомандующему тремя Маньчжурскими армиями генералу от инфантерии Линевичу. Тот принял сразу, поскольку дела жандармские, армейской контрразведки надлежало решать безотлагательно:
— Ваше превосходительство, разрешите доложить о делах неотложных для армии.
— Докладывайте.
— Николай Петрович. Надзорную службу всё больше и больше беспокоит подрядчик Громов и его люди.
— Это тот купец Громов, что должен закупать у местных китайцев скот на мясные порции полкам?
— Именно он.
— В чём же состоит ваша обеспокоенность, господин подполковник?
— Дело вот в чём, Николай Петрович. Этот купец привёз с собой в качестве приказчиков около 150 кавказцев, которые должны были закупать скот в местных селениях. Но они почти все, как только прибыли в Маньчжурию, разбежались.
— Чем же они занимаются, если ушли от хозяина-подрядчика?
— Грабежом. Чисто по-кавказски. Разъезжают при оружии по китайским деревням и посёлкам. Отбирают где силой, где обманом всё наиболее ценное — скот, арбы, лошадей, мулов, провиант.