— Прошу в дом, господин есаул. Сейчас прикажу разместить ваших людей под крышей, денщику — приготовить чай с чаркой. И коней есть куда поставить.
— Я вам благодарен, барон, за гостеприимство...
За столом, уже при свете керосиновой лампы, гордости сотенного командира нерчинцев, два есаула разговорились. И было о чём, поскольку оба давно жили на войне партизанщиной:
— Большой у вас отряд, Андрей Григорьевич?
— Да немалый для партизанских дел: больше конного дивизиона. Шесть сотен шашек. Вот так-то, Роман Фёдорович. Я сам-то здесь с конвоем. Отряд ночует в других местах.
— А как с огнём?
— Вооружение обычное, казачье. И плюс к карабинам возимые во вьюках пулемёты. Правда, с «максимов» щитки пришлось снять: лишняя тяжесть в походе.
— Солидно для конницы.
— Все бойцы у меня — охотники. Отбираю лично сам.
— А из каких казаков отряд?
— В самом начале был только из кубанцев и терцев, моих станичников. Недавно в отряд влились партизаны-донцы есаула Быкадорова из 30-го Донского казачьего полка. Целая сотня у меня донцов. Из других войск — единицы.
— А теперь куда направляетесь, если не секрет?
— Секрета нет. Теперь на всём фронте осталась таинственная дыра, в которую могут проскочить конные партизаны силой в шесть сотен шашек.
— Полесские леса, Андрей Григорьевич?
— Они самые. Лес да болота. Там и окопы-то не выкопать.
— Вот поэтому и можно к немцам в тыл проскочить. Пошуметь там и назад выскочить.
— Роман Фёдорович, вы что у себя в Нерчинском полку не создадите охотничью команду? Будете партизанить.
— Начальство нашей Уссурийской дивизии такое новшество не приветствует. Печётся о дисциплине в полках.
— Вам бы стать во главе нерчинских охотников. Вы же, как и мой есаул Быкадоров, на груди Святого Георгия носите. Вам ли храбрости занимать?
— Андрей Григорьевич. А если я рапорт подам по команде, чтобы повоевать в вашем отряде? Возьмёте меня?
— А почему бы нет, есаул? Только походить придётся у меня за штатом. Должности сотенного у меня пока нет.
— Согласен. Могу партизанить внештатным офицером. Я уже был таким в Монголии.
— Успели там повоевать, Роман Фёдорович?
— Не успел. Императорские дипломаты помешали. А так хотелось повоевать в халхинских степях.
— Ничего, войн на нас ещё хватит. Лишь бы удаль была да правое дело...
Унгерна из дивизии партизанить со Шкуро, как ожидалось, не отпустили. Опытные сотенные командиры были нужны в каждом полку. Да и к тому же Кубанский конный отряд особого назначения скоро погрузился в эшелоны и отправился воевать в Персию...
Отречение императора Николая II, Верховного Главнокомандующего России, есаул барон Унгерн-Штернберг встретил... в тарнопольской тюрьме. Дело обстояло так.
Унгерн со временем; оказался среди офицеров — Георгиевских кавалеров Уссурийской казачьей дивизии едва ли не самым популярным человеком. Особенно среди нижних чинов. Начало 1917 года ознаменовалось ростом «общественной жизни» в действующей армии и особенно среди страшно разбухших фронтовых тылов. Всё больше на войне «попахивало политикой».
Ставка Верховного главнокомандующего и правительство решили провести в Петрограде слёт Георгиевских кавалеров. Такое расписанное в газетах дело должно было, по замыслу организаторов слёта, поднять боевой дух войск на фронте и поднять дисциплинированность в тылах.
К тому же на демократической волне, которая охватила «новую» Россию, повсюду стали создаваться всевозможные общественные организации: союзы, лиги, профсоюзы. Командование русской армии, стремясь прекратить упадок воинской дисциплины в тылу и прежде всего на фронте, решило создать Союз Георгиевских кавалеров. Один из зачинателей Белого Дела, генерал от инфантерии Лавр Георгиевич Корнилов, сам обладатель трёх Георгиевских, наград (орденов Святого Георгия 4-й и 3-й степеней, Золотого оружия с надписью «За храбрость»), говорил:
— Доблесть и верность присяге тысяч и тысяч Георгиевских кавалеров должны спасти русскую армию от развала...
Уссурийская казачья дивизия в то время входила в состав войск Юго-Западного фронта. В ней прошли выборы делегата на слёт, и все сошлись на кандидатуре есаула барона Унгерна. Георгиевскому кавалеру вручили командировочное предписание, и он отправился в город на Неве. Но в столицу Унгерн так и не прибыл.
В тыловой город Черновцы есаул приехал поездом поздно вечером. На станции в буфете «свободный от служебных забот» барон изрядно выпил и в таком виде, при оружии отправился в городскую комендатуру требовать квартиры для постоя. Перед этим швейцар городской гостиницы «Чёрный Орёл» отказался предоставить казачьему офицеру, пребывавшему в нетрезвом состоянии, гостиничный номер.