Однако проза жизни оказалась иной. Дивизионная казна обычно пустовала, и добровольцу-казаку не приходилось рассчитывать на обещанное жалованье золотом. Он и «за границей» продолжал получать в месяц всё те же 7 рублей 50 копеек. Получал он эти деньги, Разумеется, не своевременно. Так что ему во многих случаях следовало рассчитывать только на участие в реквизициях, или, говоря проще, в грабеже «взятых» населённых пунктов. Что постоянно и делалось.
Азиатской конной дивизии приходилось участвовать в операциях против забайкальских партизан. В ходе таких действий «партизанские» селения подвергались полному опустошению. Однако такое не смущало атамана Семёнова. Он считал унгерновскую дивизию одной из самых боеспособных в созданной им армии. На одном из банкетов в Даурии атаман заявил:
— Земля держится на трёх китах, а народная власть в Сибири — на Забайкальских казаках, на Первой маньчжурской дивизии и Азиатской конной дивизии барона Унгерна-Штернберга.
Под народной властью в Сибири белоказачий атаман, разумеется, понимал только власть свою самоличную. И никакую другую...
Пока каппелевцы держали фронт в Забайкалье, а большая часть атаманского корпуса бездействовала, отсиживаясь в Чите и на железнодорожных станциях, в семёновском стане началась очередная смута. Генерал Лохвицкий, командующий Дальне-Восточной Русской армией, решил навести законный порядок в своих тылах. И атаману Семёнову пришлось с ним согласиться, поскольку читинское правительство было засыпано сотнями и сотнями жалоб. И особенно на барона Унгерна-Штернберга.
На стол командующего белой армией лёг пространный материал под названием «Доклад об убийствах, расстрелах и других преступлениях, чинимых в Даурии генералом Унгерном и его подчинёнными». Среди них была, например, «Жалоба госпожи Теребейниной об убийстве её мужа, поручика Теребейнина, по приказу Унгерна».
Но это было ещё не самое главное. Каппелевцев глубоко возмутило то, что диктатор со станции Даурия бросил откровенно зловещую тень на благородство Белой Идеи, за которую десятки тысяч людей погибали на фронтах Гражданской войны в России. Возмущало и то, что эстляндский барон до сего дня сумел избежать военно-полевого суда и бесспорной, по мнению каппелевцев, смертной казни за совершенные зверства по отношению зачастую к своим же соратникам.
На стол генерала Лохвицкого легла не одна докладная записка о кровавых зверствах, совершенных и совершаемых на пограничной железнодорожной станции. Понимал это или не понимал атаман Семёнов, но Даурия становилась зловещим символом далеко за пределами Забайкалья. Один из каппелевских офицеров прямо писал генералу Лохвицкому:
«Знаменитый Утери, сумасшедший барон, давно был бы повешен, если бы не японцы...»
Лохвицкий твёрдой рукой провёл инспекцию забайкальских тюрем. Посланный им генерал Молчанов освободил в печально известной нерчинской тюрьме почти всех заключённых, а в страшной даурской гауптвахте вообще всех. Впервые за долгие месяцы даурские застенки «поразило» запустением, как эпидемией чумы. Начальнику унгерновского узилища австрийскому полковнику Лауренцу, по прозвищу Дауренц, пришлось спешно бежать... в Европу, в родную Австрию. Куда он, впрочем, звал и своего покровителя барона Унгерна:
— Немецкому барону не стоит обитать в этой степи. Он должен жить в цивилизованном мире. Я приглашаю вас, господин генерал, в Австрию, в свой родительский дом.
— Весьма благодарен за приглашение, полковник Лауренц. Но принять его не могу.
— Почему, господин барон? Ведь моя Австрия та же Германия. А Вена — лучше Парижа: опера, кафе, аристократическое общество.
— В Австрии нет самого главного для меня.
— Чего же?
— Там нет войны, степей и духов Востока...
Командир Азиатской конной дивизии генерал-майор фон Унгерн крепко «обиделся» на самоуправство Каппелевского генерала Молчанова. В Даурии у двух белых генералов в присутствии свидетелей состоялся не самый дружеский разговор:
— Почему вы приказали выпустить из даурской гауптвахты всех заключённых? Да ещё именем командующего армией приказываете её совсем закрыть?
— Потому что генерал Лохвицкий, между прочим наш с вами командующий, возмущён тюремным беззаконием на территории вашей дивизии.