— Прибыли новые отряды воинов от князей.
— Большие?
— Нет, всего по десятку-другому всадников.
— Чем вооружены?
— Плохо у них с оружием. Винтовки только у немногих, да и то старые. Наши берданки прошлого века.
— Ничего, ружья добудут сами в бою с китайцами. Цэриков распределять по полкам...
— Прибыло новое пополнение. Сейчас монголов кормят, а потом распределим, кого куда.
— Какой князь прислал помощь?
— Не от князя они. Простые пастухи-араты, ограбленные китайцами. И нищие монахи.
— Это просто прекрасно. Так мы священную войну против китайцев превратим в народную войну монголов против Пекина...
— Пришёл тибетский ламас важной вестью, господин барон.
— С какой?
— В Тибете, в её столице городе Лхасе сам Далай-Лама Тринадцатый объявил русского генерала Унгерна борцом за буддистскую веру.
— Правильно объявил. Наше дело такое и есть.
— Тибетский лама ещё сказал, что к русскому генералу через несколько дней прибудет семьдесят всадников из Тибета. Это гвардейцы-телохранители Далай-Ламы.
— Подарка из Лхасы лучше быть не может. Начальнику штаба оформить их как отдельную тибетскую сотню.
— В какой полк передать тибетских гвардейцев?
— Ни в какой. Тибетская сотня будет подчиняться лично мне. А ламу из Лхасы приглашаю сегодня вечером за свой стол. Мне он должен рассказать многое...
— Прибыл почтальон из Харбина. Привёз кипу тамошних газет. Прикажете их вам принести?
— Не надо. У меня и без чтения харбинских газет времени мало. Что пишут сегодня о нас эмигрантские корреспонденты?
— О том, что Русская армия генерал-лейтенанта барона Петра Николаевича Врангеля отплыла из Севастополя в Турцию.
— При чём здесь барон Врангель?
— Харбинцы пишут в своих газетах, что теперь барон Унгерн последняя надежда Белого движения...
Пристрастие к буддизму, познание духовных основ этой восточной религии, с которой Китай безуспешно боролся «на крыше мира» — в Тибете, и в последующем позволило Унгерну выбрать правильную тактику священной войны против китайцев. Он взял на вооружение в борьбе с ними... удивительное пристрастие монголов к легендам. И такое случайной находкой назвать было никак нельзя. Легендарность определяла духовный мир степного народа.
Трудно сказать, знал или не знал барон Унгерн-Штернберг следующий исторический факт. Бурятский врач, в совершенстве владевший познаниями в тибетской медицине, Бадмаев, в последующем близкий друг известного Григория Распутина, в своё время написал императору Александру III письмо. Оно дошло до всероссийского государя и вызвало у него немалый интерес. Отец императора Николая II в конце своей жизни понял, что геополитические интересы России лежат на Востоке.
Бадмаев, объявившись в городе на Неве, знал достаточно много о размышлениях Александра III на тему, куда дальше идти Российской империи по географической карте. Поэтому его письмо, положенное на стол в рабочем кабинете государя в Зимнем дворце, вызвало у получателя несомненный интерес. Среди прочего Бадмаев писал:
«Легенды в Монголии значат больше, чем действительность». Я советую Вам, Ваше Императорское Величество, опереться на них в Вашей восточной политике...».
Приобрести «легендарное лицо» среди сынов степей белому генералу Унгерну фон Штернбергу помог один из самых приближённых к нему людей бурят Джамбалон. Джамбалон был известен своей образованностью, после взятия Урги получил княжеский титул вана. У Унгерна он командовал бурятским отрядом, составленным из эмигрантов, бежавших из Забайкальского края от преследований красных и теперь кочевавших со своими стадами на берегах Керулена.
— Господин генерал. Сам Тогтогун прислал к нам своего родича Найданжава в союзники. Несколько сотен всадников наберётся.
— Я буду рад видеть партизана Найданжава с его воинами у себя в дивизии. А почему ты, Джамбалон, сказал «сам Тогтогун»?
— Потому что у монголов нет более авторитетной личности, чем этот князь.
— Но ведь он старый и к тому же безнадёжно больной человек.
— Тогтогун в степи человек-легенда. Ему поклоняются даже ламы из дацанов.
— А почему его монголы сделали легендарным?
— Он первым бросил вызов Пекину, обнажив против китайцев свою саблю. Воевал долго и славно.
— Знаю. Этого вана китайцы так и не смогли захватить в плен. Хотя не раз щипали его бессчётные стада.