Резухин, известный своим безропотным служением барону, выдвинул собственный план наступательной операции. Он предложил свести отряды Кайгородова, Казагранди, Казанцева и Шубина в одну бригаду (численностью до 700 человек), третью по счету в Азиатской дивизии и подчинить лично ему, генералу Резухину. Двум соединённым бригадам конницы намечалось по западному берегу реки Селенги пересечь линию российско-монгольской границы и быстрыми переходами двигаться к берегам Байкала. Резухин доказывал:
— Здесь мы не встретим сильного сопротивления красных. Именно на этом маршруте местные буряты готовы восстать против большевиков.
— Хорошо. Предположим, что твоя бригада и присоединённые к ней отряды начнут наступать вдоль берега Селенги. Какой маршрут предлагается третьей бригаде, которая пойдёт под моим личным командованием?
— Эта бригада самая сильная по составу. Она может через долину Орхона быстро выйти к Троицкосавску и Кяхте, взять их с налёта и дальше наступать на Верхнеудинск.
— Ладно. Теперь послушаем Казагранди. Он армейский полковник и потому мыслит по-своему.
Казагранди имел собственный план, в корне отличный от плана генерала Резухина. Он предлагал обеим бригадам и отдельным самостоятельным отрядам действовать порознь, но согласованно и на широком фронте. Есаул Кайгородов мог действовать только на единственном направлении — идти на родной Алтай, к городу Бийску. На другое кайгородовцы просто бы не согласились. Казанцеву надлежало выступить на берега Енисея, в его верховья с целью поднятия там на восстание енисейских казаков. Вахмистру Шубину — действовать на таёжном юге Иркутской губернии. Во всём остальном Казагранди соглашался с Резухиным.
Принят был план колчаковского полковника Казагранди. С ним сперва согласился барон, а уж потом бригадный командир Резухин. После утверждения плана операции все три участника секретного совещания заговорили о перспективах предстоящего наступления:
— Переход красноармейцев на нашу сторону можно считать решённым делом...
— Приток восставших сибирских и забайкальских крестьян в ряды Азиатской дивизии будет просто колоссальным...
— Адмирал Колчак в лучшее время не знал такого притока добровольцев-мужиков...
— Казачье и бурятское Забайкалье сегодня — это пороховой погреб, ждущий только искры...
— Удача будет. Всё монгольское ламство с завтрашнего дня будет молиться в храмах и дацанах за наш большой успех...
Глава десятая
ПОХОД АЗИАТСКОЙ КОННОЙ ДИВИЗИИ ПРОТИВ РОССИИ
оман Фёдорович Унгерн фон Штернберг рассуждал трезво. Он понял, что его рыцарский триумф не может длиться год, два или больше. Гамины, эти китайские революционеры, были им изгнаны из Халхи или уничтожены в местных степях. Союзника из маньчжурского правителя Чжан Цзолиня не получилось. И, как говорится, дай Бог, чтобы он подольше оставался в «нейтральной зоне». Хотя мысли о военном и политическом союзничестве с «высоким Чжан Цзолинем» не оставляли барона Унгерна. Во всём китайском приграничье ни один пекинский губернатор не имел такой сильной армии, как хозяин Мукдена. Унгерн не раз говорил во всеуслышанье:
— Чжан Цзолинь будет с нами. Рано или поздно он поймёт, что с южно-китайскими и монгольскими большевиками надо бороться вместе...
— Только для такого понимания нужно время...
— Будем ждать. У империи Цинь есть будущее...
— Надо ждать просветления мысли Чжан Цзолиня. Его так сегодня боится Пекин и китайские республиканцы...
Цин-ван Монголии, он же хан-чингисид и генерал-лейтенант семёновских войск, сидя в Урге, начал собираться в военный поход против России большевиков. Прошло менее четырёх месяцев владения монгольской столицей. Удар нацеливал на запад Забайкалья, на земли казаков-бурятов, выставивших в годы мировой войны 1-й, 2-й и 3-й Верхнеудинские полки Забайкальского казачьего войска. Барон при обсуждении деталей вторжения со своим ближайшим окружением говорил уверенно:
— Если мы одним конским махом дойдём до Байкала, то разрежем российские Советы на две части.
— Восточная часть будет наша.
— С этой части мы будем строить старую Россию-матушку. С бурятских степей и посёлков казаков-забайкальцев.