Азиатская конная дивизия шла к границе несколькими походными колоннами, чтобы тысячи лошадей могли прокормиться в весенней степи. Речушки переходились вброд не без труда: от таяния снега в горах они были полноводны» разлившись во многих местах.
Задержаться в пути Унгерн позволил себе на несколько дней только на берегах реки Харзд. В её долине жили земледельцы из числа китайцев и монголов. У них были реквизированы запасы муки» затем «азиаты» продолжили свой поход на север.
Уже с самого начала барон стал прибегать к конфискациям провианта и фуража. Деньги если и выплачивались» то частично. Причём зачастую такими бумажными банкнотами, которые уже плохо ходили. Объяснял он это просто:
— Дивизионная казна почти пуста. Я же не ввожу налогов в зоне действий Азиатской конной дивизии...
Казна за два дня до похода на юг Сибири действительно своей «тяжестью» на командира дивизии не давила. В ней тогда насчитывалось 225 тысяч советских рублей, полтора миллиона сибирских (колчаковских) рублей, 5,5 миллиона читинских бон, более десяти миллионов керенок (совершенно обесцененных), около полутора миллиона николаевских (романовских) рублей, 17,6 тысячи долларов. Имелось в казне неизвестное число кускового серебра и золота.
Первыми границу перешли в крайних точках фронта действий унгерновских сил небольшие отряды Казагранди и есаула (вскоре — полковника) Тубанова. Первый оказался на территории бывшей Иркутской губернии, второй» надеялся выйти к Акше. В течение нескольких дней боев оба отряда белых понесли поражения и были отброшены за линию границы. Теперь красное командование точно знало, что главный удар «бешеный барон» будет наносить не на флангах. Понимание его стратегии оказало Унгерну не самую лучшую услугу уже в самое ближайшее время. Перехитрить врага ему не удалось.
Получив известие о неудаче отряда полковника Казагранди, хотя тот и взял на несколько дней в верховьях реки Джиды посёлок Модонкуль в 120 вёрстах от станицы Желтуринской, Унгерн пришёл в ярость:
— Я никогда не верил в полковничьи погоны этого колчаковца. Он воевать не умеет. А не связан ли Казагранди с большевиками?
Последняя шальная мысль пребывавшего в ярости барона стоила полковнику Казагранди, который командовал отрядом колчаковцев — офицеров, солдат и гимназистов, жизни. Его отряд, сильно «насоливший» красным в Иркутской губернии, оказался бессилен против партизанского отряда знаменитого Щетинкина, состоявшего из 469 сабель при 12 пулемётах. Силы были в бою за посёлок Модонкуль явно не равны. Но всего этого генерал Унгерн-Штернберг не знал. Он решил наказать провинившегося: посланный им карательный отряд во главе с поручиком Сухаревым совершил убийство полковника Казагранди в Куре Заин-гэгене...
Затем границу по долине реки Желтуры перешла бригада генерал-майора Резухина. Он имел два конных полка «азиатов», китайский дивизион и несколько монгольских отрядов. Тут монголы поняли, что их ведут не на войну с красными цэриками Сухэ-Батора, а на войну «со всей» Россией. Бунт подавили в самом корне: палачи капитана Безродного при первых признаках возмущения «взяли в сабли» четырёх монгольских конников.
Резухинская бригада продолжила движение на север, ведя только ближнюю разведку. Было уже поздно что-то предпринять, сманеврировать, когда белым под станицей Желтуринской путь преградили превосходящие силы красной 35-й дивизии. Ею командовал один из героев Гражданской войны бывший прапорщик латыш Константин Нейман. В первый день боя он имел три стрелковых полка (310-й, 311-й и 312-й) с артиллерией, а на второй день к нему на подмогу подоспел кавалерийский полк будущего Маршала Советского Союза Константина Рокоссовского. Теперь под Желтухинской набиралось до двух тысяч красноармейцев.
Белые казаки упорно ходили в атаку лавой раз за разом. Их упорство было понятно: они желали любой ценой прорваться к родным станицам. Красная пехота оборонялась стойко. Наскоки резухинцев (их вдвое меньше числом) отбиваются винтовочными залпами, огнём пулемётов и пушек. В том бою был эпизод, когда белые едва не взяли в кольцо один из стрелковых полков противника. Положение спасли вовремя подоспевшие на выручку красные кавалеристы Рокоссовского.