Русско-японская война 1904-1905 годов» бездарно проигранная царскими военачальниками и адмиралами, дала для истории пример массового добровольчества. Когда был обнародован высочайший манифест императора Николая I, в училищах и кадетских корпусах началось «брожение умов». Многие сотни, если не тысячи, будущих офицеров стали рваться на войну, которая звала с Дальнего Востока фронтовыми репортажами на газетных страницах и официальными сводками.
Первый месяц войны бурлил и Морской корпус в столице. Кадетов-первогодков и тех, кто готовился уже выпускаться, больше всего возмущала порт-артурская броненосная эскадра, которая до приезда её нового командира начальника Кронштадской крепости вице-адмирала Степана Осиповича Макарова бездействовала:
— Адмирала Ушакова надо дать порт-артурцам. Он их отправит в море для встречи японских броненосцев...
— А где его сейчас найти? Стоящих адмиралов, окромя кронштадтского Макарова, и не видно...
— Его уже послали в Порт-Артур. Он там на эскадре дело сразу выправит...
— А что толку, если дела пойдут на море. А на суше что творится. Наши ушли с реки Ялу. Почему в Корее с японцами драться не стали?..
— Где это видано, чтобы русская пехота в поле пасовала перед японской? Это же не наполеоновцы!..
— Пасует осторожный Куропаткин, а не сибирские стрелки...
— Но кому-то же надо поднимать этих стрелков в штыковые атаки? Только добровольцам. Они матушку-Россию во всех войнах прославляли...
Спустя некоторое время «неформальные» мини-митинги кадет Морского корпуса стали носить уже совсем иной характер. Возмущения плачевным началом войны с Японией росли. Говорили кадеты теперь о совсем ином, сокровенном:
— Братцы! А вы слышали, что в Павловском и Владимирском училищах юнкеров выпускных курсов стали отпускать на войну? И в Михайловском и Константиновском артиллерийских.
— Отпускать?! Кем? Досрочно в подпоручики?
— Да нет же. Они уходят добровольцами в сибирскую пехоту. Вольноопределяющимися. Почти рядовыми чинами.
— А нас возьмут в вольноопределяющиеся? Ведь в Маньчжурской армии морских солдат пока нет.
— Возьмут. Если сильно попросим. Понастойчивее только быть надо...
Среди тех, кто подал рапорта по команде с просьбой разрешить отправиться на Русско-японскую войну в качестве вольноопределяющихся, был и кадет Роман Унгерн-Штернберг. Он так и написал в своём рапорте на имя начальника Морского корпуса:
«Господин начальник,
Считаю для себя за фамильную честь отправиться добровольцем в Маньчжурию на войну с Японией. Готов сражаться в рядах Императорской Армии на правах вольноопределяющегося. Вам не будет стыдно за меня.
Кадет барон Унгерн фон Штернберг».
В кабинете начальника Морского корпуса этот рапорт кадета выпускных курсов долго не обсуждался. Курсовой начальник так охарактеризовал Унгерна перед корпусным начальством:
— Успеваемость ниже среднего. Морскими науками тяготится. Штурманское дело едва тянет. С товарищами по курсу сходится трудно. И к тому один из самых недисциплинированных. Распускает руки. Просто беда с ним воспитателям.
— Каким он может стать корабельным офицером, на ваш взгляд?
— Только плохим по получаемым знаниям. Вот только строевым офицером он может стать примерным. Например, в дисциплинарной роте Николаева или Кронштадта.
— Значит, Унгерн, если получит мичманское звание, экипаж крейсера или миноносца не украсит?
— Точно так, ваше превосходительство.
— Тогда давайте на подпись его рапорт. Пусть послужит Отечеству в пехоте. А там, дай Бог, образумится и найдёт свою стезю на государственной службе.
— Дай Бог. Может быть, в пехотных науках он и покажет себя, когда отличится в Маньчжурии.
Так барон Роман Унгерн фон Штернберг, теперь уже бывший кадет Морского корпуса, попал на Маньчжурскую войну. Он стал пехотным нижним чином и теперь отличался от солдат, сибирских стрелков, Только погонами. Да ещё правом представляться любому начальству только так:
— Вольноопределяющийся барон Унгерн. Имею честь представиться, господин (такой-то)...
Роман Унгерн отправился на свою первую войну за год до выпуска из Морского корпуса. Слёз матери, узнавшей о таком решении старшего сына, было пролито много. Ей сочувствовали: ведь Роману оставалось, как говорится, сделать последний шаг для того, чтобы получить первое флотское офицерское звание — мичмана. А потом начать службу на флоте Балтийского или Чёрного морей, на кораблях Каспийской, Северной или Сибирской флотилий.