Забайкальское казачье войско не только росло численно, вбирая в себя новые, самые различные по характеру людские пополнения. Оно и отдавало часть своих казаков-пограничников. Именно забайкальцы стали основой двух новых казачьих войск на Дальнем Востоке — Амурского и Уссурийского, которые тоже имели жёлтые погоны и лампасы. Показательно, что в лейб-гвардии Сводно-Казачьем полку забайкальцы, амурцы, уссурийцы составляли одну сотню, последнюю по счету — четвертую.
До 1851 года городовые и пограничные казаки забайкальских земель, служилые тунгусы и буряты несли охрану границы от набегов кочевых племён, проживавших в южных степях. А также сопровождали купеческие караваны (прежде всего с китайским чаем в Кяхту через Монголию) и почту. Служили они и конвоем при отправленных из Санкт-Петербурга русских посольствах в Пекин.
С образованием Забайкальского казачьего войска пограничная служба стала для него основной государственной задачей. Одна сотня забайкальцев теперь несла постоянную службу как конвой русского посланника в Пекине и русского консула в монгольской столице Урге.
В1900—1901 годах войско было мобилизовано высочайшим указом и в полном составе участвовало в Китайской походе. Забайкальцы отличились в боях с ихэтуанями («боксёрами»), поднявшими восстание против европейцев в своём отечестве. «Боксёрами» их прозвали за то, что на знамёнах ихэтуаней красовался сжатый Кулак.
В Русско-японской войне забайкальские казаки участвовали в полном составе. 1-й Верхнеудинский и 1-й Читинский полки вернулись домой с наградными Георгиевскими знамёнами. Надпись на них гласила: «За отличие в войну с Японией в 1904 и 1905 годах». Они стали главными войсковыми регалиями.
После войны, опять же в полном составе, войско было направлено «на подавление беспорядков на Дальнем Востоке». Забайкальских казаков революционные вихри 1905 года не затронули, они сохранили верность государю-императору и единожды данной воинской присяге.
1-й Аргунский полк, в который попал служить хорунжий барон Роман Унгерн, свою родословную вёл с 1 января 1900 года. Он «отпочковался» от 1-го Нерчинского полка, который передал на формирование новой казачьей части несколько своих сотен. Аргунцы могли гордиться своим участием в Китайском походе. Наградой им за доблесть при разгоне отрядов ихэтуаней, громивших Китайскую Восточную железную дорогу (КВЖД), стали шесть Георгиевских серебряных труб с гравированной надписью «За отличие в Северной Маньчжурии в 1900 году». Их вручили по две 1-й, 2-й и 4-й сотням полка.
Гордились казаки-аргунцы и знаками отличия на головных уборах с надписью «За отличие в войну с Японией в 1904 и 1905 годах». Другой наградой за ту войну стали «одиночные белые петлицы на воротниках и обшлагах мундиров нижних чинов». В старой России существовала и такая коллективная награда казачьим полкам за проявленную воинскую доблесть.
Постоянной задачей 1-го Аргунского полка в мирное время было несение охраны границы. Поэтому он был расквартирован на железнодорожной станции Даурия у самого китайского рубежа, всего в шестидесяти вёрстах от границы. Кругом были забайкальские степи, а кое-где — и пески с барханами. Из лесов преобладали берёзовые небольшие рощицы.
Государственная граница в Забайкалье постоянно нарушалась. Её по ночам переходили хунхузы, чтобы грабить золотые прииски и одиноких старателей. Шли спиртоносы, которые обменивали в тайге свой ходовой товар на золотой песок и самородки-«хрусталики». Прокрадывались торговцы с кипами шёлковой материи, которая продавалась золотоискателям на вес «презренного» металла. Объяснялось такое весьма прозаично: старатели шили себе из китайского натурального шёлка нижнее бельё, к которому не «приставали» никакие паразиты. Безобидными все эти ходоки через границу не были, пуская в любом удобном случае в дело оружие: ружьё или кинжал. Поэтому пограничные стражники говаривали:
— Охрана границы — та же война. Чуть зазевался — и пропала твоя душа у границы. Отлетела в небеса.
Ещё на войне в Маньчжурии барон Унгерн, заинтересованно наблюдавший забайкальских казаков, уяснил их «профессиональную» гордость — умение ездить на неказистом степном коне. То есть умение сидеть в седле уверенно и непринуждённо. Хорунжий в самом скором времени стал отличным наездником, не жалея на обучение ни времени, ни сил.
Когда пришло время аттестации полковых офицеров, то командир сотни в отношении хорунжего барона Унгерна записал: «Ездит хорошо и лихо, в седле очень вынослив». Для казачьего и кавалерийского офицера такая оценка была высокой похвалой начальства. Сам Унгерн по такому поводу в разное время говорил: