— А что его может удержать в таком желании?
— Их духи. Они степные.
— Вряд ли сам Дамби-Джамцан так считает. К тому же он, как говорят, не монгол. Хотя степные языки знает отменно, равно как буддистские законы и монгольские обычаи.
— Тогда кто он, этот князь? Что вы о нём слышали?
— О его происхождении слухи ходят самые разные. Называют его сами монголы просто Джа-ламой, но с подчёркнутым почётом. Одни говорят, что он наш россиянин, астраханский калмык Амур Санаев. Другие — что торгуют Палден.
— А где он родился, этот буддистский лама в княжеском обличье?
— Здесь все слухи сходятся в одном: Дамби-Джамцан родился в России. У нас, в отечестве.
— Так и в газетах писали. Однако те же газетчики пишут, что Джа-лама — фигура таинственная и мифическая.
— Здесь газетчики говорят чистую правду. Имя Джа-ламы в степях от Байкала до Великой Китайской стены, от Гималаев до киргизских степей в нашем Туркестане имеет магическое воздействие на степняков. Я В атом сам не раз убеждался.
— Так кто же он, по-вашему?
— По-моему, Дамби-Джамцан просто разбойник и странствующий буддистский монах.
— На кого он смахивает из наших? На Стеньку Разина или на донского казака Пугачёва?
— Ни на того, ни на другого. Это беглый монах Григорий Отрепьев, добравшийся до шапки Мономаха.
— Князь, как пишут газеты, сегодня силён собственным войском и богат среди подобных ему монгольских князей? Так ли это в действительности?
— Сейчас у него около двух тысяч семей пастухов, которые стали его данниками. И масса слуг, которые неизвестно чем заняты с восхода до захода солнца. Просто удивляюсь, зачем буддистскому монаху в княжеском халате столько слуг в степи.
— А войско?
— Несколько сотен конных солдат-цэриков. Всех их он одел в русскую военную форму. Сам носит под халатом наш армейский офицерский мундир.
— А звание какое?
— Не знаю. Под шёлковым халатом звёзд на погонах не видно. Но они на его плечах есть.
— Пишут, что он очень суров, этот Джа-лама?
— Да, это действительно так. Он враг пьянства, сам не пьёт и не курит. Уличённых в пьянстве лам насильно расстригает и превращает в своих послушных цэриков.
— Чем же он держит солдат в повиновении?
— Чем держит? Да только суровостью наказаний за самую малую провинность. Лупит их плётками так, что крик по всему Кобдо стоит. Собственноручно пытает своих врагов, вырезает у них со спины полосы кожи. Жуть азиатская.
— Знамя армия князя имеет?
— Имеет. Ещё какое — из золотой парчи. Он его освятил по древнему монгольскому обычаю.
— Это как?
— Приказал зарубить у подножия знаменного древка пленного китайского солдата. Его кровью и освятили раззолоченное боевое знамя...
Путь из Улясутая до Кобдо был долог. На привалах, перед тем как расположиться на ночлег, Унгерн добросовестно записывал монгольские слова и с помощью Бурдукова учился объясняться на языке степного народа. К предстоящей военной службе у князя Дамби-Джамцана барон готовился самым серьёзным образом. Естественно, казачий сотник рассчитывал только на командную должность. Солдат Джа-лама мог набрать и из пастухов-данников, и среди разных степных бродяг.
По пути Бурдуков убедился, что такой человек, как его спутник, не пропадёт ни в степи, ни в тайге. Стрелял он метко, на каждом ночлеге монгол — улачи свежевал то косулю, то подстреленного в камышах у одного из многочисленных озёр кабана. При этом барон высказывал полнейшее презрение к любым путевым удобствам, устраиваясь спать прямо на земле у тлеющего костра, подложив под голову седло, снятое со своего коня. Не заботился он и о чистоте своей одежды.
Когда путники садились на коней и небольшой стенной караван из десятка верховых и вьючных лошадей продолжал свой путь, изредка встречая юрты пастухов, Унгерн заводил вновь разговор о Джа-ламе. Он всё больше интересовался мифической стороной личности монгольского князя. Или, говоря иначе, силой его магического влияния на степняков, которые по природе своей были большими мистиками;
— Скажите, Бурдуков, Джа-лама попадался когда-нибудь в руки своих врагов-китайцев?
— Попадался, но давненько уже. Кажется, году в 1890-м.
— И чем тогда дело закончилось?
— Дамби-Джамцан тогда был просто бродячим монахом. Китайцы держали его в тюрьме недолго и вскоре выпустили.
— Чем он после этого занялся? Опять бродячей жизнью?