И, в некотором роде, он прав.
Я пришел к выводу, что самый опасный человек в этом мире тот, кто не чувствует угрызения совести. Тот, кто никогда не просит прощения и, следовательно, не ищет его. Потому что, в конце концов, наши эмоции делают нас слабыми, не действия.
Я отворачиваюсь.
— Что ты нашел? — спрашивает он без прелюдий.
В уме тут же всплывает блокнот, лежащий в моем кармане, однако я не двигаюсь. Я не рискую даже вздрагивать. Люди редко осознают, что лгут они устами, но правда всегда остается в их глазах. Оставьте человека в комнате с чем-то, что он должен спрятать, а затем спросите его, где он спрятал эту вещь; он скажет, что не знает; что вы спрашиваете не того человека; но его взгляд почти всегда будет устремлен в нужном направлении. И сейчас я осознаю, что мой отец наблюдает за мной, ожидая, куда я посмотрю, или, что скажу в следующий момент.
Я расслабляю свои плечи и медленно, почти незаметно делаю вдох, чтобы успокоить сердцебиение. Я не отвечаю, делая вид, что задумался.
— Сын?
Я поднимаю взгляд, имитирую удивление.
— Да?
— Что ты нашел, когда обыскивал ее комнату сегодня?
Я выдыхаю. Качаю головой и откидываюсь на спинку кресла.
— Разбитое стекло. Растрепанная кровать. Ее шкаф полностью открыт. Она взяла только несколько туалетных принадлежностей, немного одежды и нижнего белья. Все остальное оставалось на своих местах.
Ничего из этого не было ложью.
Я слышу, как он вздыхает. Он отталкивает от себя тарелку.
Я ощущаю жжение в верхней части моей ноги, которое вызвал ее блокнот.
— И ты говоришь, что не знаешь, куда бы она могла отправиться?
— Я знаю только то, что она, Кент и Кишимото должны быть вместе, — отвечаю я. — Дэлалью говорит, что они угнали машину, но ее след пропал в заброшенной области. Мы отправили туда патруль, обыскивали все в течение нескольких дней, но ничего не нашли.
- И где, — спрашивает он, — ты планируешь продолжить поиски? Как думаешь, могли ли они перейти в другой сектор?
Его голос понижается. Он развлекается.
Я смотрю на его улыбающееся лицо.
Он задает мне эти вопросы, просто чтобы проверить меня. Его собственные ответы, собственное решение уже давно подготовлено. Он хочет посмотреть, как я потерплю неудачу, ответив неправильно. Он пытается доказать, что без него я принимал неправильные решения.
Он просто смеется надо мной.
— Нет, — отвечаю я твердым, ровным голосом. — Я не думаю, что они бы сделали что-то настолько идиосткое, как переход в другой сектор. У них нет ни доступа, ни средств, ни возможностей. Оба тяжело ранены, быстро теряют кровь и находятся слишком далеко от любого центра помощи. Вероятно, они уже мертвы. Вероятно, что девушка единственная, оставшаяся в живых, но уйти далеко она не могла, так как не ориентируется в этих местах. Она не видела всего этого слишком долго; вся эта среда чужда для нее. Кроме того, она не знает, как водить транспорт, а если, каким-то образом, ей и удалось угнать машину, то мы тут же получили бы сигнал об угоне. Учитывая ее состояние здоровья, непривычность к использованию физических возможностей, отсутствие продуктов питания, воды, медицинской помощи, то она, вероятно, просто рухнула уже без сил в пяти милях от той области, где они, предполагаемо, скрылись. Нам нужно найти ее, прежде чем она замерзнет до смерти.
Мой отец прокашливается.
— Да, — проговаривает он, — какие интересные теории. И, при обычных обстоятельствах, они могут быть даже верны. Но ты не в состоянии вспомнить одну важную деталь.
Я встречаюсь с ним взглядом.
— Она не является нормальной, — говорит он, откидываясь на спинку кресла. — И она не единственная в своем роде.
Мое сердцебиение учащается. Я моргаю слишком быстро.
— Ну а сейчас, что бы ты предположил? Какую гипотезу? — он смеется. — Просто невозможно, что она единственная ошибка нашего мира. Ты знал об этом, но не хотел верить. И я прибыл сюда, чтобы сказать тебе, что это правда.
Он поднимает голову, устремляя взгляд на меня. Улыбается широкой, яркой улыбкой.
— Есть еще несколько таких же. И они забрали ее.
— Нет, — выдыхаю я.
— Они проникли в твои войска. Жили тайно среди вас. И теперь они украли твою игрушку и скрылись. Бог только знает, как они будут использовать ее в собственных интересах.
— Как ты можешь быть уверен в этом? — спрашиваю я. — Откуда тебе известно, успели ли они забрать ее с собой? Кент был полумертвый, когда я оставил его…