убить меня, и лучше ли там, в аду, чем здесь. Интересно, как я сейчас выгляжу.
Любопытно, буду ли я дышать свежим воздухом когда-нибудь снова.
Меня интересует многое.
Иногда я бодрствую целый день, просто чтобы подсчитать что-либо, что смогу
найти. Я подсчитываю стены, трещины на них, пальцы своих рук, ног. Я подсчитываю
пружины в кровати, нитки в одеяле, шаги, которыми можно пересечь комнату с одного
конца на другой. Я считаю зубы, отдельные волосинки на голове, количество секунд, на
которое я могу задержать дыхание.
Но иногда я так устаю, что забываю, что не могу позволить себе больше ничего, но
желаю только одну вещь. Единственную вещь, о которой я мечтаю.
Мне все время хочется друга.
Я мечтаю об этом. Представляю, как бы это было. Улыбаться и улыбнуться в
ответ. Иметь человека, которому можно довериться; того, кто не будет бросать в
меня вещи, или держать руки в огне, или бить за то, что я родилась. Кого-то, кто
услышит меня, если я потеряюсь, кто найдет меня, кто не будет бояться.
Того, кому бы я не смогла причинить вред.
Я скручиваюсь в углу своей комнаты и прячу голову в коленях, раскачиваясь то назад,
то вперед, то назад, то снова вперед, и мечтаю, желаю, я мечтаю о невозможном, пока
не кричу себе засыпать.
Интересно, на что это похоже – иметь друга.
И тогда я задумываюсь, кто еще заперт здесь. Интересно, откуда издаются другие
звуки.
А что если они идут от меня.
Я пытаюсь сосредоточиться, говоря себе, что это пустые слова, но я лгу. Потому что
просто читать это уже слишком сложно; и мысль о ней, когда она мучиться от боли,
заставляет меня страдать.
Просто знать, что она пережила все это.
Она была брошена собственными родителями – отвергнутая и подвергнутая насилию
всю свою жизнь. Сочувствие – это не та эмоция, которая мне хорошо известна, но теперь
она переполняет меня, погружает в свой мир, в который я никогда не мог попасть. Я
всегда считал, что между нами много общего, но даже не задумывался, насколько.
Это убивает меня.
Я поднимаюсь. Начинаю ходить вдоль спальни, пока не набираюсь смелости, чтобы
продолжить чтение. Затем я делаю глубокий вдох.
И переворачиваю страницу.
Что-то кипит внутри меня.
Что-то, что я никогда не осмеливалась задействовать, что всегда боялась
признать. Есть часть меня, которая царапает клетку, намереваясь вырваться из
ловушки, в которой я нахожусь, стучит в двери моего сердца, моля, выпустить ее на
свободу.
Просит отпустить.
Каждый день я чувствую, что переживаю один и тот же кошмар. Я открываю рот,
чтобы крикнуть, чтобы бороться, размахивая кулаками, но мои голосовые связки
омертвели, а руки, тяжело повисшие вниз, словно в цементе, и я кричу, но никто не
слышит меня, никто не может найти меня, и я в ловушке. Это убивает меня.
Я всегда должна была быть покорной, находясь в подчинении, пассивной, словно та
швабра, и все ради того, чтобы остальные чувствовали себя комфортно и в
безопасности. Мое существование стало борьбой, где я доказывала, что безобидна, что
я не угроза и способна жить среди людей, не причиняя им вред.
И я так устала, так устала, так устала, так устала, а иногда…
Я злюсь.
Я не знаю, что со мной происходит.
- Боже, Джульетта, - мне не хватает воздуха.
И я падаю на колени.
- Немедленно вызвать транспорт. – Мне нужно выйти. Мне нужно это прямо сейчас.
- Сэр? Я имею в виду, да, сэр, конечно, но где…
- Мне нужно посетить составы, - отвечаю я. – Я должен сделать обход перед
сегодняшней встречей.
Это было и правдой, и ложью одновременно. Но я готов сделать что угодно, лишь бы
закрыть разум от этого блокнота.
- О, конечно, Сэр. Хотите, чтобы я сопровождал Вас?
- В этом нет необходимости, Лейтенант, но спасибо за предложение.
- Я… с-сэр, - он заикается. – Конечно, это м-мне приятно быть полезным Вам…
Бог мой, я, наверное, совсем простился со своим разумом. Я никогда прежде не