страх подкатывает к горлу, не позволяя сглотнуть. Я толкаю стены, делая пространство в
комнате шире, чтобы иметь возможность, наконец, дышать. Пока я не в состоянии стоять.
Иногда я жалею, что не могу выйти за пределы себя самого, хотя бы на короткое
время. Хочу оставить это изношенное тело позади, но слишком много целей, слишком
велик их вес. Эта жизнь – все, что у меня осталось. И я понимаю, что не буду рад
собственному отражению в зеркале.
Я противен самому себе. Я должен покинуть эту комнату как можно скорее, иначе мои
мысли ополчаться против меня. Я принимаю поспешное решение и впервые не обращаю
внимания на то, во что одет. Натягиваю свежую пару брюк, но брезгую рубашкой.
Продевая здоровую руку через рукав пиджака, а на второе плечо просто накидываю. Я
выгляжу смешно, но подумаю об этом уже завтра.
Для начала мне нужно покинуть эту комнату.
Глава 3
Дэлалью единственный здесь, кто не испытывает ненависть ко мне.
Он по-прежнему съеживается от страха в моем присутствии, однако не заинтересован
в моем свержении. Я чувствую это, хотя и не понимаю. Он, скорее всего, единственный
человек в этом здании, кто рад тому, что я не умер.
Я придерживаю руку, чтобы держать солдат подальше, которые рвутся вперед, когда я
открываю дверь. Это затрачивает большое количество концентрации, чтобы
предотвратить дрожь в пальцах, а затем я стираю небольшой блеск пота со лба. Момент
слабости недопустим. Этих людей не волнует моя безопасность; они только хотят быть
ближе к зрелищу, которым я стал. Они хотят увидеть трещины в моем здравомыслии, но у
меня нет ни малейшего желания показывать это.
Вести их вперед – в этом заключается моя работа.
В меня стреляли, но это не смертельно. Есть вещи, которыми управляют; и я буду
управлять ими.
Об этой ране забудут.
Ее имя не будет произнесено.
Мои пальцы сжимаются и разжимаются, пока я направляюсь к комнате L. Я никогда
раньше не задумывался, насколько длинные эти коридоры и сколько помещается в них
солдат. Ни передышки от любопытных взглядов, в которых читается разочарование тем,
что я не умер. Я даже могу не смотреть в них, чтобы узнать, о чем они думают. Но зная то,
что они чувствуют, я ощущаю решительность к жизни, стремление прожить долгую
жизнь.
Я никому не позволю наслаждаться своей смертью.
- Нет. – Уже в четвертый раз я отмахиваюсь от чая и кофе. – Я не пью кофеин,
Дэлалью. Почему ты всегда настаиваешь на этом при подаче моей еды?
- Полагаю, что надеюсь, что Вы измените свое решение, сэр.
Я поднимаю глаза. Дэлалью улыбается своей странной, дрожащей улыбкой. Я не
совсем уверен, но думаю, что он пошутил.
- Почему? - Я тянусь за куском хлеба. – Я вполне способен держать глаза открытыми.
Только идиот надеется на энергию бобов или листьев, чтобы бодрствовать в течение дня.
Дэлалью больше не улыбается.
- Да, - говорит он. – Конечно, сэр. – И смотрит вниз на свою еду. Я наблюдаю, как его
пальцы отталкивают чашку с кофе.
Я бросаю хлеб в свою тарелку.
- Это мое мнение, - обращаюсь я к нему, на этот раз спокойно, - ты не должен так
легко отказываться от собственного мнения. Предъяви свои убеждения. Аргументируй все
логически. Даже если я не согласен, ты не должен отказываться.
- Конечно, сэр, - шепчет он. Некоторое время он молчит, а после его пальцы вновь
достигают чашки кофе.
Эх, Дэлалью.
Мне кажется, что он единственный мой путь к общению.
Первоначально он был назначен на этот сектор моим отцом, и с тех пор ему приказано
оставаться здесь, пока он еще в состоянии выполнять свои обязанности. И хотя он,
наверное, на сорок пять лет старше меня, все равно настаивает быть под моим
командованием. Я знал лицо Дэлалью еще с детства; часто видел его возле нашего дома,
сидя на многих совещаниях, которые проводились в те годы, когда Восстановление еще
не приняло меня.
Было множество встреч в моем доме.
Мой отец всегда планировал такие беседы, такие обсуждения, частью которых мне не
разрешалось быть. Члены этих заседаний сейчас стоят в правлении мира, и когда я
смотрю на Дэлалью, я не могу не удивляться тому, почему он никогда не стремился к
большему. Он был частью этого режима с самого начала, но, кажется, он доволен умереть
тем, кем он сейчас является. Он всегда выбирает место подчиненного, даже когда я даю
ему слово; он отказывается от всех предложений, даже когда я предлагаю высокую плату.