— Хорошо, — хвалю я ее. — Позволь мне просто обнять тебя.
Господи, смогу ли я отпустить ее?
Каждый раз, когда с ней что-то случается, я теряю самообладание.
Как долго я буду продолжать лгать себе? Да, мы враги, но я не могу заставить свое сердце перестать заботиться о ней.
Заботиться?
Ха, ты перестал заботиться несколько недель назад.
Мои руки сжимаются вокруг нее, и я прижимаюсь ртом к ее волосам, глубоко вдыхая ее цветочный аромат.
Блять.
Глава 17
Аврора
Мне надоело это место.
Я пыталась. Правда. Но это безумие.
Я не могу справиться со всеми этими разборками.
В то время как Миша ненавидит меня, мои чувства к нему продолжают расти в бешеном темпе, и с этим становится сложнее смириться.
И я точно не вынесу, если меня снова запрут в ящике.
С меня хватит.
Когда я отталкиваюсь от Миши и поднимаюсь на ноги, он спрашивает:
— Тебе лучше?
Я смотрю на него, когда он поднимается в полный рост. Я чертовски смущена, когда вижу беспокойство на его лице.
Качая головой, я бормочу:
— Я думала, тебе все равно.
Он просто смотрит на меня, и это снова превращает мои и без того изношенные эмоции в хаос.
Я теряю самообладание и кричу:
— Что я здесь делаю, Миша? — Я вскидываю руки вверх. — Ты обращался со мной как с дерьмом с тех пор, как я приехала сюда. Ты угрожал мне, и давай не будем забывать, ты практически задушил меня. — Я качаю головой, глядя на него, нахмурившись. — Зачем ты это делаешь?
Он снова просто смотрит на меня, но выражение его лица становится жестче, а глаза наполняются эмоциями.
Я отчаянно качаю головой.
— Нет. — Я делаю шаг назад. — Не смей так на меня смотреть.
Боже, нет. Я не могу позволить ему играть с моими эмоциями прямо сейчас. Это будет смертельный удар.
Миша делает шаг ко мне, и моя рука взлетает между нами.
— Нет, Миша, — умоляю я, страдание напрягает мой голос.
Выражение его лица становится все более нежным, и я смотрю на человека, который подарил мне мой первый поцелуй.
Из меня вырывается рыдание, и сердце сжимается в груди.
— Будь твоя воля, я бы уже была мертва. Ты очень ясно дал мне это понять. А теперь ты смотришь на меня так, будто тебе на самом деле не все равно? — Я сильно качаю головой. — С меня хватит этой войны, на которую я не подписывалась.
Двумя огромными шагами он сокращает расстояние между нами, и его ладони обхватывают мое лицо, заставляя меня поднять на него взгляд. Его глаза встречаются с моими с яркостью миллиона солнц.
Мое лицо искажается под давлением всего, что произошло, но прежде чем я успеваю разрыдаться, Миша рычит:
— Вот зачем.
Его губы прижимаются к моим в душераздирающем поцелуе.
Разум кричит мне сразиться с ним, но мое сердце замирает в беспамятстве.
Я поднимаю руки и пытаюсь оттолкнуть его, но это только заставляет его обхватить меня одной рукой, прижимая мое тело к своему.
— Миша, — хнычу я ему в рот.
Он поднимает меня на руки и несет к его кровати, куда мы падаем, а его вес вдавливает меня в матрас.
Мне удается отвернуться от него и закричать:
— Остановись! Боже, пожалуйста, остановись.
Он прижимается лицом к моим волосам, и мы лежим неподвижно, переводя дыхание.
У меня такое чувство, что прошли уже минуты, в течение которых я просто смотрю в окно, не в силах переварить все то, что только что произошло.
— Я солгал, — наконец шепчет он.
Я сжимаю губы и с трудом сглатываю подступившие к глазам слезы.
— Я все еще, блять, чувствую это, — признается Миша.
Я делаю глубокий вдох.
— Что?
— Эту вечно, блять, присутствующую искру. — Усмехается он, поднимая голову, и я чувствую, как его глаза прикованы к моему лицу. — Это гораздо больше, чем просто искра. Это гребаный ад эмоций.
Я медленно поворачиваю лицо к нему, пока наши взгляды не встречаются.
— Тогда почему ты обращался со мной как с дерьмом?
Он качает головой.
— Потому что ты враг.
Мой подбородок дрожит, когда я шепчу:
— Я не хочу быть твоим врагом.
Глядя в его ярко-голубые радужки, я вижу, как чувства, которые он скрывал от меня, наполняют их, пока взгляд не становится таким нежным, что разбивает мне сердце.
— Разве ты не можешь покинуть Братву? — Спрашиваю я, и в глубине моей души пробивается росток надежды.
Миша качает головой.
— Это все равно, что я прошу тебя оставить свою семью.