Неужели со мной что-то не так, раз я нахожу вид своей крови на члене Миши возбуждающим?
Миша видит мою реакцию, уголок его рта приподнимается в злобной ухмылке, затем он проводит пальцем по крови и подносит его ко рту.
Мое дыхание учащается, когда я смотрю, как он высасывает мою кровь с кончика пальца, а затем говорит:
— Твоя кровь сладкая на вкус, маленькая лань.
Когда он говорит, что моя кровь сладкая на вкус, меня охватывает жар, и я жалею, что не могу потереться бедрами друг о друга, чтобы создать столь необходимое трение.
Затем, словно пытаясь заставить меня самопроизвольно воспламениться, он обхватывает пальцами свой член и медленно сжимает его в кулаке.
Святой. Черт.
Я умерла.
— Это так горячо, — признаю я хриплым голосом, не в силах скрыть, насколько я возбуждена.
Миша подносит свою окровавленную руку к моему лицу и покрывает мои губы, подбородок и щеку остатками моей девственности.
— Такая… Блять… Красивая, — рычит он, его глаза, в которых читается невероятное собственничество прикованы ко мне.
Он спускается к моей шее, и когда его пальцы обхватывают мое горло, я чувствую запах меди и возбуждения.
Когда его пальцы сжимаются, угрожая перекрыть мне доступ воздуха, он снова входит в меня. Я хватаюсь обеими руками за его предплечье и впиваюсь ногтями в кожу, когда он начинает жестко трахать меня.
Боль смешивается с сильным удовольствием, и, как бы странно это ни звучало, мне это так нравится, что мои бедра начинают двигаться навстречу каждому грубому толчку Миши.
Наши тела находят уникальный ритм. Он одновременно грязный и сладкий, жестокий и нежный, вызывающий привыкание и одержимость.
Мы становимся единым целым так, и такое чувство, что мы претендуем на частичку душ друг друга.
Глава 20
Миша
Как и в тот день, когда меня пытали, и мои мысли вернулись к первому поцелую Авроры, я поглощен ею, пока не останется ничего, кроме нее.
Никакой Братвы.
Никаких мыслей о последствиях моих действий.
Только наслаждение, которое я нахожу в ее теле, и нерушимая связь, возникающая между нами.
Я люблю своих друзей, свою сестру, Братву, но то, что я чувствую к Авроре, не сравнится с этим.
Она. Владеет. Мной.
Моей душой. Моим телом. Моим разумом.
Наполняя ее тугую киску своим членом, наслаждаясь теплом, окутывающим меня, я отдаю ей мальчика, у которого были мечты, которые так и не сбылись. Я отдаю ей мужчину, который осмелился влюбиться во врага.
Я отдаю ей всю тьму своей души, крики тридцати восьми человек, которых я убил.
Я кладу к ее ногам свое прошлое, настоящее и будущее, потому что без нее нет смысла жить.
Она становится причиной существования жизни на этой долбаной планете. Она — мой большой взрыв, моя религия, моя полная одержимость.
Мое сердце, блять, бьется только для Авроры Д'Анджело.
— Я люблю тебя. — Слова хриплые и резкие, звучат не как признание в любви, а как угроза.
Может быть, это потому, что теперь, когда я попробовал ее на вкус, я никогда ее не отпущу.
Аврора лишь ускоряет мою гибель, шепча:
— Я тоже тебя люблю.
С желанием попробовать эти слова на вкус, мой рот обрушивается на ее. Мое тело подминает ее под себя, и, просунув руки под ее задницу, я крепко сжимаю ее, безжалостно врезаясь в нее.
Между нами нарастает экстаз, и Аврора стонет мне в рот, когда мой язык трахает ее, а мои зубы покусывают ее губы, пока те не набухают.
От удовольствия у меня по спине бегут мурашки, и мне приходится сжимать свою задницу, чтобы попытаться удержаться от оргазма.
Подняв голову, я встречаюсь взглядом с Авророй.
— Ты уже близко?
— Не думаю, что смогу еще раз кончить.
Конечно, блять, сможет.
Выходя из нее, я сжимаю основание члена, чтобы остановить свой оргазм. Я жду, пока желание пройдет, а затем раздвигаю ноги Авроры как можно шире.
Моя ладонь касается ее киски.
— Господи, Миша, — выдыхает она, выгибая спину.
— Ты, блять, кончишь, — приказываю я, своим тоном ясно давая понять, что это не обсуждается.
Я пощипываю ее клитор, а затем провожу пальцем по пучку нервов, и это вызывает желаемую реакцию у моей женщины. Ее руки впиваются в одеяло, а глаза горят от желания.
— Еще, — умоляет она.
Я повторяю действия до тех пор, пока она не начинает извиваться на кровати, тогда я хватаю ее за бедра и снова вхожу в нее.
Требуется всего два толчка, прежде чем Аврора издает хриплый крик, ее тело сотрясается в конвульсиях от пронзающего ее удовольствия.