Когда архитектура объявляется орудием классовой борьбы, охрана памятников старины становится не просто ненужным, но небезопасным делом. Специалисты, пытавшиеся отстоять от сноса церкви и палаты, мешая тем самым делу социалистической реконструкции, оказывались по ту сторону классовых баррикад. В 1931 году охрана памятников была квалифицирована в советской печати следующим образом: «Тайные и явные белогвардейцы жалеют камни прошлых лет. Им дороги эти камни, потому что на храмы, синагоги, церкви они возлагают немало надежд как на орудие восстановления их былого могущества, власти и богатства». А в 1933 году Л. М. Каганович говорил, что «в архитектуре у нас продолжается ожесточенная классовая борьба… Характерно, что не обходится дело ни с одной завалящей церквушкой, чтобы не был написан протест по этому поводу. Ясно, что эти протесты вызваны не заботой об охране памятников старины, а политическими мотивами — в попытках упрекнуть советскую власть в вандализме».
И это были вовсе не пустые угрозы. Известный исследователь древнерусской культуры Г. К. Вагнер был арестован в январе 1937 года и впоследствии отправлен в лагеря «за оскорбление вождей Советской власти». Следователь требовал от Вагнера, чтобы он признался в том, что «ругал Кагановича, Ворошилова и других за снос Сухаревой башни и Красных ворот». Ранее, в начале 1930-х годов, по стране прокатились процессы краеведов, которых вместе с крупнейшими академиками-историками обвиняли в заговоре против советской власти, в «замаскированных антипартийных выступлениях», пропаганде монархических и религиозных идей, создании контрреволюционного «Всенародного союза борьбы за освобождение свободной России». В тюрьмах и лагерях оказываются видные историки, искусствоведы, реставраторы, краеведы — Н. П. Анциферов, А. В. Чаянов, А. И. Анисимов, А. И. Некрасов, Н. Н. Померанцев и многие другие. Широко известен легендарный эпизод с арестом и высылкой из Москвы легендарного реставратора П. Д. Барановского, отказавшегося обмерять для сноса храм Василия Блаженного.
На рубеже 1920–1930-х годов совершается разгром краеведения и общественных организаций, так или иначе связанных с культурным наследием. Закрываются Общество истории и древностей российских, Общество любителей старины, Общество изучения русской усадьбы, комиссия «Старая Москва». В разгар реконструкции защищать московскую старину было уже практически некому, а те, кто решался вступиться за памятники, могли ожидать репрессий.
Кремль пережил почти все это десятилетием раньше. Механизмы «социалистической реконструкции», вплоть до ночных взрывов храмов, были испытаны именно в нем. Ведь в Кремле «политически жил» не пролетариат, а его вожди, поэтому кремлевские улицы и площади начали очищать от «векового мусора» с самого 1918 года, как только советское правительство в нем обосновалось. Идейные основы подобного отношения к старому городу и художественному наследию заложены были отнюдь не в 1930-е годы. Один из самых известных актов ранней советской власти — подписанный В. И. Лениным 12 апреля 1918 года Декрет Совнаркома РСФСР «О снятии памятников, воздвигнутых в честь царей и их слуг…», фактически выдвинул принцип идеологического подхода к наследию. Ленин, кстати, собственноручно воплощал свой декрет в жизнь, приняв 1 мая 1918 года личное участие в сносе в Кремле памятного креста на месте гибели великого князя Сергея Александровича.
Весной 1917 года, после Февральской революции, группа деятелей московской художественной интеллигенции во главе с И. Э. Грабарем разработала завораживающий проект превращения Кремля в музейный город — «Акрополь искусств». «Кремлевские мечтатели» хотели превратить резиденцию свергнутых императоров в огромный и всеобъемлющий художественно-музейный центр, в котором должны были занять подобающее место все направления искусства — от древнерусской иконописи до французского авангарда. В кремлевские дворцы и апартаменты планировали перевести крупнейшие художественные коллекции Москвы — Третьяковской галереи и Румянцевского музея. Коллекционеры, владельцы частных галерей, как, например, С. И. Щукин, заявляли, что готовы предоставить свои собрания в общественную собственность.
Ответ новой большевистской власти последовал уже в октябре 1917 года. После расстрела Московского Кремля красной артиллерией об «Акрополе» можно было уже не мечтать. Однако Поместный собор Русской православной церкви, заседавший в Москве в те дни, предложил вывести из Кремля все имеющие военное значение учреждения и передать их помещения благотворительным, культурным и просветительным учреждениям. Через четыре месяца, в марте 1918 года, в Кремль въехало советское правительство.