«В лето 6838 (1330) князь великий Иван Данилович заложи церковь камену на Москве святого Спаса майя в 10 день, сотвори ту архимандрию и посади в нем архимандрита перваго, именем Ивана».
Дата 10 мая 1330 года вряд ли была случайной: закладка собора произошла накануне значимого для всего православного мира юбилея — 1000-летия основания Константинополя императором Константином Великим 11 мая 330 года. 1330 год в Византии и на Руси, связанной с нею неразрывными духовными нитями, осознавался как важный мистический рубеж: год тысячелетия существования «Нового Рима» — Константинополя — трактовали как возможную дату «конца света». День тысячелетия христианского царства, как казалось многим мыслителям, должен был стать днем Страшного Суда. Иван Калита в приписке к Сийскому евангелию назван был даже «царем последних времен». Таким образом, с собором Спаса на Бору, заложенным накануне рокового тысячелетия, Московская Русь готовилась встретить Страшный Суд.
Фрагмент белокаменного убранства собора Спаса на Бору. 1330.
Конец света, однако, не наступил тогда для Руси. Он наступил для православной Византии столетием с лишним позднее; до сложения теории «Москва — Третий Рим» оставалось два века. Но, возможно, строительная деятельность Ивана Калиты, в результате которой Кремль украсили четыре новых белокаменных собора, в том числе и Спас на Бору, стала невольным предвосхищением ситуации, когда Русь останется единственной независимой страной православного мира, и Москва станет его столицей, переняв у Константинополя титул «Нового Рима». Если учесть, что Кремль Ивана Калиты был значительно меньше нынешнего по площади, то собор Спаса на Бору оказывается в центре этого «Нового Рима» XIV века. И позднее значение Спасского собора подчеркивала сакральная топография Московского Кремля XVI–XVII веков: царский дворец предстает согласно ей четырехугольником, углы которого отмечены храмами Рождества Богородицы на Сенях, Сретения, Благовещения и Спаса за Золотой решеткой. На внутридворцовую площадь выводили 12 входов из дворца, с каждой стороны по три. Это уподобляло площадь Небесному Граду с 12 воротами из Апокалипсиса Иоанна Богослова. А в центре этой площади стоял собор Спаса на Бору.
Фрагмент аркатурного фриза собора Спаса на Бору. 1330.
Но и это еще не все. По неосуществленному баженовскому проекту кремлевской перестройки 1770-х годов собор сохранялся и оказывался в центре небольшой полукруглой площади между новым дворцом и зданием Коллегий. Одно из последних истолкований кремлевского замысла Баженова, принадлежащее Д. Б. Бархину, предполагает, что баженовский проект был новым воплощением идеи «Москва — Третий Рим», и планировка нового комплекса воспроизводила план римского собора св. Петра. Овальная площадь в восточной части Кремля соответствует знаменитой площади Сан-Пьетро, а полукруглая площадь у храма Спаса на Бору — апсиде римского собора, действительно обращенной на запад. Храм Спаса на Бору в таком контексте становится проекцией подкупольного пространства собора св. Петра, оказываясь на месте его знаменитой сени-кувуклия, символизирующего в Риме сень над Гробом Господним в иерусалимском храме Воскресения. При построении прямой аналогии баженовского Кремля с Иерусалимом храму Воскресения соответствует Соборная площадь, а храму Креста Господня — Спас на Бору.
Летописное упоминание о монастыре Спаса на Бору под 1330 годом — первое достоверное, а не легендарное известие о существовании монастырей в Москве. Перевод к церкви Спаса на Бору архимандритии не обязательно означает, что монастырь в Кремле был в этом году основан. Он мог существовать и ранее как «домовый» княжеский монастырь, а в 1330-м получил новый статус. Данилов монастырь со своими владениями перешел под управление спасских архимандритов.
Иконостас собора Спаса на Бору. Фотография 1920-х годов.
Первый кремлевский придворный монастырь, конечно, был теснейшим образом связан с великокняжеской семьей. В Древней Руси монастырь был неизменным атрибутом столичного города — и Киева, и Владимира; поэтому Иван Калита украсил новую столицу Северо-Восточной Руси каменным монастырским храмом, который заложил рядом со своим двором. По отзыву летописца о спасской архимандритии, великий князь «близь себе учини ю, хотя всегда в дозоре видети ю». «Сотвори ту монастырь, и собра в он черноризцы, и возлюби его паче инех монастырей, и часто приходи в он молитвы ради», — говорит летопись об Иване Калите. В Спасской обители Иван Калита беседовал с «книжными людьми», монастырь служил своеобразной «домашней академией» великого князя. Калита украсил обитель иконами и богослужебными сосудами; перед смертью в 1340 году он принял здесь схиму.