Вскоре наступила ночь, в небе то и дело показывалась из-за туч бледная, призрачная луна. Танки шли вперед, сотрясая дома до оснований. По всему пути люди просыпались от шума, отдергивали занавески; появлялись испуганные глаза, блестевшие в лунном свете. Люди смотрели, куда мы движемся, кто мы такие — как узнать наверняка в конце войны? Это могли быть как друзья, так и враги — американцы или немцы.
Три батальона тяжелых танков шли через тьму, чтобы застать англичан врасплох. Грохочущие «тигры» занимали дорогу во всю ширину. Из выхлопных труб вылетали метровые вспышки яркого пламени. Рокот моторов гремел в ночной тишине; в нескольких домах, когда мы проезжали, вылетели стекла. Некоторые строения пострадали еще больше: они стояли на пути, поэтому были попросту разрушены.
— Приди, приди, приди, о Смерть, — бодро напевал Легионер за перископом.
Малыш содрогнулся и обратился к Порте:
— Меня дрожь пробирает. Есть что-то выпить?
Порта великодушно протянул ему бутылку наилучшего шнапса, которую недавно стащил на одном из продовольственных складов. Изначально шнапс предназначался какому-то командиру дивизии, но, к несчастью для него, Порта появился там первым. По словам Порты, он чуял спиртное за несколько километров и шел на запах.
Малыш, набросившись на шнапс, как и на все прочее, с жаром и смаком, вылакал полбутылки. Потом рыгнул, плюнул в смотровую щель против ветра, получил все обратно в лицо, злобно выругался и утер лицо промасленной тряпкой. Наши поездки обычно оживлялись такими мелкими курьезами.
Мы ехали час за часом к позициям противника. Теперь все чаще попадались следы войны. Сгоревшие машины, остовы танков, английских и немецких, обгорелые трупы на них и под ними. На обочине валялась целая колонна пехотинцев в причудливых позах смерти.
— Поработали «джабо»[47], — равнодушно сказал Порта.
Эти зрелища нас не трогали: мы на них уже насмотрелись.
— Помните старую песню танкистов, которую одно время передавали по радио? — неожиданно спросил Барселона непонятно с какой стати.
Он повернулся к нам и негромко запел песню, которую мы все часто слышали в сороковом году. Слова ее теперь казались не особенно уместными:
Банальная — в лучшие времена — песенка теперь казалась совершенно нелепой. В нашем танке и в других раздался презрительный смех: радио мы оставили включенным, и вся колонна наслаждалась ностальгическими воспоминаниями Барселоны.
— Заткнитесь! — раздался по радио хриплый голос Хайде. — Что это с вами, тупые охламоны? Сейчас не время для таких вещей!
Бедняга Хайде! Он слишком тяжело воспринимал ход войны. Все остальные смеялись до одури. Сотня танков и черные гусары фюрера больше не мчались под крики «ура!», а отчаянно вели арьергардный бой против наступающего противника.
Наш смех оборвался при виде бредущей по обочине странной, беспорядочной группы. Я не мог понять, кто это. Может, пленные? Нет, пленных не охраняли бы монахини; внезапно я увидел, что причудливые, похожие на летучих мышей, носящиеся туда-сюда женщины исполняют роль медсестер и тщетно пытаются восстановить порядок в своей группе. Кто в ней? Я сощурился за темными стеклами очков.
— Это сумасшедшие! — прошептал мне на ухо Малыш. — Психи из дурдома!
Он был совершенно прав: психиатрическую больницу возле Кана эвакуировали, и появление длинной колонны танков вызвало панику среди без того сумбурно ведших себя пациентов. Они метались во все стороны; одни хлопали в ладоши и улыбались, другие бесились и выли, как дикие звери. Некоторые безучастно стояли посреди дороги, вяло поводя головами и свесив руки. Один несчастный идиот бросился под танк и был раздавлен. Монахини отчаянно вопили, вскидывая руки, но безумная толпа, казалось, стремилась покончить с собой. Внезапно из темноты угрожающе направился к нам врач в белом халате.
— Остановитесь! — крикнул Старик, предвидя несчастье. — Ради Бога, остановитесь!
Радио оставалось включенным. Приказ услышали три батальона, и вся колонна танков медленно остановилась. Почти сразу же мимо нас пронеслась машина генерала Мерселя, заставляя монахинь и сумасшедших бросаться в кювет. По радио раздался его яростный голос:
47
От нем. Jagdbomber — охотник-бомбардировщик (штурмовик). — Прим. авт. По-немецки правильнее будет звучать «йабо». — Прим. ред.