Мелкий холодный нормандский дождь начался задолго до того, как мы окопались на склоне холма на ночь. Когда стемнело, все уже промокли насквозь и были очень не в духе. Слышно было, как на противоположном склоне окапывается противник.
— Пусть идут эти гады! — заорал Малыш. — Я готов их встретить! — Положил одну руку на пулемет, а другой ткнул меня. — Готовься, приятель. Они могут появиться в любое время.
Я оттолкнул его от пулемета. Это был мой пулемет, я вел огонь из него. Малыш был вторым номером. Я был лучшим пулеметчиком в роте, и он не мог сказать мне ничего такого, чего бы я не знал. Я проверил механизм заряжания и ударный механизм, хотя знал, что тот и другой в превосходном состоянии, — проверял их в течение получаса трижды. Но пулеметы — штуки капризные, за ними нужно много ухаживать, чтобы добиться безотказной работы.
На рассвете противник атаковал нас крупными силами. Порта только что сварил кофе — настоящий. Я не мог представить, где он его раздобыл, невольно вспоминал Жаклин и подумывал, не позволил ли он себе небольшую ловкость рук, когда был в доме. Во всяком случае, кофе был настоящим, ветер разносил его запах, и, должно быть, у людей, находившихся за километры от нас, текли слюнки. Малыш клялся, что соблазнительный запах кофе и заставил шотландцев двинуться к гребню холма в такую рань.
Мы наблюдали за ними и поражались их буквальному следованию наставлениям. Они пробегали десять метров и ложились; вскакивали с нервирующим энтузиазмом, пробегали еще десять метров и снова падали на землю. Могло показаться, что они на учениях. С виду эти действия были красивыми, но в данных условиях — совершенно идиотичными. Малыш начал громко подбадривать их, а Грегор с проницательным видом кивнул, заняв место у крупнокалиберной пушки.
— Новобранцы, — сказал он. — Особых хлопот с ними не будет.
— Нельзя недооценивать противника, — сказал Хайде, склонный к замечаниям подобного рода. — Англичане не такие дураки, чтобы бросить против нас полк новичков. Будь уверен, они задумали какую-то хитрость.
Я спустил предохранитель большим пальцем правой руки, крепко взялся за ручки и уперся ступнями в большой камень. Это очень важно, когда ведешь огонь из крупнокалиберного пулемета: отдача такая сильная, что не удержишься на месте, если не закрепишься.
Шотландцы были метрах в двухстах и приближались к участку, который мы ночью заминировали. Мы напряженно ждали. Вскоре воздух огласился криками и стонами раненых, первая волна в беспорядке отступила. Мягко говоря, ты лишаешься мужества, когда оказываешься на краю минного поля, а вокруг тебя лежат подорвавшиеся, лишившиеся ног товарищи. Слышно было, как треклятые болваны-офицеры орут, приказывая солдатам идти вперед. Малыш толкнул меня локтем и указал подбородком на одного из них. Он бежал к нашим траншеям, юбка его развевалась[67]. Это было красиво, но глупо. Видимо, он принадлежал к тем безрассудным, недумающим героям, которые жертвуют жизнью, потому что перевозбуждены, не владеют собой и провоцируют сотни несчастных баранов следовать за ними. Я ждал, пока он не оказался метрах в ста пятидесяти. Мой палец лег на спуск, я хотел открыть огонь — и неожиданно обнаружил, что мной овладело чувство, которое охватывало меня уже несколько раз. Меня словно бы вдруг парализовало. Я дрожал, потел. Меня мутило от страха, палец отказывался двигаться. Я знал, что, когда начну стрелять, первая очередь пройдет перед целью. Малыш с силой ткнул меня в поясницу.
— Стреляй, охламон!
Я стал стрелять. Первая очередь, как я и знал, ушла в землю. Так действовало на меня только начало стрельбы. Такое случалось со мной и раньше, я не мог понять, почему. Теперь эта минута миновала, и я полностью владел собой. Ко мне подбежал лейтенант Лёве.
— Это что за шутки? Возьми себя в руки или жди трибунала!
Шотландцы перешли минное поле, первые из них были всего в ста метрах. С секунды на секунду в нас могли полететь ручные гранаты. Мой правый глаз, пострадавший серьезнее левого при взрыве фосфорной гранаты, начал мучить меня жжением и болью. Я прижался к пулемету, сосредоточась на сотнях бегущих к нам ног. Мышцы напряглись. Пулемет начал изрыгать пули словно бы сам по себе. Люди перед нами падали, как кегли. Минута слабости миновала. Я вновь делал свое дело, чувствуя себя неотъемлемой частью пулемета. Лёве, одобрительно похлопав меня по плечу, пошел дальше.
Малыш вставлял ленту за лентой. Пулемет раскалился, мои легкие заполнились едким дымом. Страх давно исчез, я выполнял привычное, обыденное дело и едва замечал общий ход боя. Пошел мелкий дождь, но теперь он был приятным, освежающим.
67
Авторская неточность. Как уже говорилось ранее, шотландские части носили традиционную юбку (килт) лишь до 1940 г. — Прим. ред.