— Он еврей, — упрямо сказал СД-шник. — Я их за полкилометра чую… Ты треклятый еврей, так ведь, красный сопляк?
Парень вскинул голову.
— Еврей, — подтвердил он.
— Отлично! Отлично! Завтра в это время тебе будут выкалывать глаза, и я приму в этом участие.
Через несколько секунд парня вызвали в судебный зал. Он пробыл там больше получаса, и когда вышел, причин улыбаться у него не было: ему вынесли смертный приговор, как мы и предвидели. И даже внесли дополнение, что он не имеет права на апелляцию.
— Вот видишь, — печально сказал Порта, когда мы сопровождали парня обратно во Фресне в тюремном фургоне. — Такая гордость не доводит до хорошего. На кой черт было встревать тебе во все эти коммунистические дела? Может быть, намерения у тебя были добрые, — но таким, как ты, не приблизить конец войны ни на минуту. И пытаться не стоит.
— Сколько тебе лет, парень? — мягко спросил Старик.
— Завтра исполнится восемнадцать. — Поправился: — Исполнилось бы восемнадцать. Может, и исполнится. Все зависит от того, когда меня решат убить.
— Рановато умирать, — проворчал Порта. — Почему никто не перебросил этого идиота через колено и не вложил ему ума-разума в задние ворота, пока такая возможность существовала?
— Восемнадцать? — произнес Старик задумчиво. — Кто заступает в караул? Юлиус, ты?
— Угу, — рассеянно кивнул Хайде, явно витая мыслями где-то далеко. — Я. Двадцать четыре часа чертовой скуки… — Внезапно он вскинул голову и посмотрел на Старика. В глазах его вспыхнул огонек подозрительности. — А что? Почему ты спрашиваешь? Слушай, Старик, — он решительно подался вперед, — не пытайся встревать в это дело. Неприятности нам ни к чему.
Старик лишь несколько раз провел пальцем по носу и промолчал.
В восемнадцать ноль-ноль мы сменили караул в четвертом блоке. Это время в тюрьме всегда самое беспокойное. Начинается ужин, заключенных водят в столовые и обратно, в камеры, в туалеты. Гауптфельдфебель совершал обычный инспекционный обход, в замках поворачивались массивные ключи, скрипели дверные петли, хлопали двери. Суета была сумасшедшей.
Я стоял за большой дверью в конце главного коридора, глядя через решетку. Неподалеку Барселона завершал карточную игру в камере с тремя заключенными, а Малыш, пользуясь всеобщей суетой, совершил противоправное проникновение в кабинет гауптфельдфебеля.
Он взял туда с собой Порту и закрыл дверь изнутри. Порта, очень спокойно и небрежно, уселся за стол гауптфельдфебеля и его же ручкой вывел его подпись на бланке пропуска для приговоренного к смерти юного еврея. Выписан пропуск был по причине «дальнейшего допроса в гестапо, назначенного на девятнадцать часов».
— Убедительно? — спросил Порта.
— По-моему, вполне, — ответил Малыш.
Как взломщики и подделыватели документов Малыш с Портой почти наверняка не имели равных в немецкой армии. Еще не встречалось такого замка, который Малыш не мог бы отпереть; не существовало такой подписи, которую Порта не мог бы воспроизвести. Твердую руку, оставившую уверенный росчерк в низу пропуска, гауптфельдфебель инстинктивно признал своей. И лишь в результате процесса дедукции подпись была признана явной подделкой.
Порта бросил пропуск Барселоне, пришедшему наблюдать за операцией, потом откинулся на спинку кресла и водрузил ноги на стол.
— Вот не знал, что гауптфельдфебели пользуются такими удобствами… Какая мебель у этих дармоедов! Смотри…
Он потыкал рукой мягкое сиденье вращающегося кресла, но Малыш предпочел опробовать достоинства дивана. Барселона нервничал, стоя у двери, по лицу его струился пот.
— Ради Бога! У вас просто бычьи нервы! Поднимайтесь, пошли отсюда!
— Из-за чего шум? — запротестовал Малыш. — Мы только выполняем приказания, разве не так?
— Это его и беспокоит, — сказал Порта, лениво открыв ящик стола и заглядывая внутрь. — Приказы отдал он… Сказал, чтобы мы проникли в кабинет гауптфельдфебеля и подделали подпись. Когда это уже сделано, он начинает трусить. Некоторые люди вечно недовольны.
— Я не говорил, чтобы вы усаживались в его кресла и рылись в его столе! — прорычал Барселона.
Медленно, с приводящей в бешенство пунктуальностью, Малыш с Портой стали ходить по комнате, уничтожая все возможные отпечатки пальцев, а Барселона стоял, морща лоб. К счастью, он пристально наблюдал за тем, как Порта протирает носовым платком ручку гауптфельдфебеля, и не заметил, как Малыш сунул в карман горсть сигар.
Барселона злобно указал им подбородком на дверь и распахнул ее. Порта нехотя положил ручку и последовал за ним в коридор. Малыш вышел последним. Закрыл дверь и старательно вставил в замок обломок спички.