— Какие поганцы! — сказал Малыш. — Не пойму, почему некоторые люди суют свой большой нос в дела, которые их не касаются.
Он сидел верхом на громадной, жирной свинье, казавшейся мертвой. Нежно почесал ее за розовым ухом.
— Молодец, девочка, — одобрительно сказал он. — Хорошо сопротивлялась.
С немалым трудом и большой утратой самообладания мы кое-как вытащили свинью на улицу.
— Будет легче, — посоветовал мне Порта, — если держать ее за ногу.
— Заткнись! — злобно произнес я. После всего лишь пятиминутной возни со свиньей у меня возникло сильное желание проломить кому-то череп. — Почему мы не взяли с собой нож и не разделали эту тварь прямо здесь?
— Это дело требует квалификации! — возмутился Порта. — Хочешь испортить вырезку?
— Вот бы видел это мой генерал, — сказал Грегор. — Со смеху бы умер. Рассказывал я вам, как он…
— Да, — непреклонно ответил Малыш.
— Правда? Ты уверен?
— К черту генерала! — отрывисто сказал я. — Давайте сосредоточимся на том, как тащить эту треклятую свинью!
В конце концов трое из нас смогли взвалить эту тварь на плечи. Мы держали ее, как гроб, и шли по дороге в ряд размеренным шагом, как на похоронной процессии. Какое-то время дорога всецело принадлежала нам, но когда мы приблизились к воротам Ванве, там было оживленное движение, и у нас случилась первая неудача. Нести громадную свинью было утомительной работой; видимо, мы забыли об осторожности и ослабили хватку. Барселона споткнулся, туша заскользила вниз, и прежде, чем мы сумели ее удержать, упала и покатилась на середину дороги.
— Болваны! — завопил Порта, явно представляя себе, как его полуторамесячные ужины размазываются колесами грузовика. — Поднимайте ее!
Он выбежал на проезжую часть, крича и размахивая руками; какой-то «кюбель»[133] остановился, едва не уперевшись бампером в свинью. Дверца открылась, и оттуда выскочил гауптман.
— Что это, черт возьми? — крикнул он, пнув свинью.
На выручку снова пришел Гюнтер. Он вышел вперед и молодцевато откозырял. Гауптман, как и большинство людей, был заметно поражен его видом.
— Мы патрулируем улицы. Наше дело обеспечивать машинам беспрепятственный проезд. Эта… эта туша, — он пренебрежительно ткнул носком ноги нашу драгоценную свинью, — была брошена посреди важной дороги французскими партизанами. Наверняка с целью создать пробку и устроить нам дополнительные трудности.
Гауптман с проницательным видом кивнул.
— Наверняка, — согласился он.
И посмотрел на свинью. На лбу его появилась легкая морщинка.
— Куда… э… куда вы несете эту тушу? — небрежно спросил он.
— В комендатуру.
Гюнтер сурово уставился на гауптмана. Порта, понимая, что не он один любит жареную свинину, поспешил добавить, что мы уже доложили о находке туши. Поэтому ее нужно предъявить.
— Конечно. — Гауптман распрямил спину. — Конечно… Отлично, уберите ее с дороги! Побыстрей, вы задерживаете все движение!
Мы поспешно оттащили ее к бордюру, снова взвалили на плечи и пошли своим путем. Казалось, это путешествие не кончится никогда. Большая свинья — самое неудобное для транспортировки животное. Когда мы дошли до бульвара Сен-Мишель, то все были усталыми, раздраженными, ссорились, как дети, обливались потом и пахли свиньей. Старик каждые пять минут замечал, что нельзя нести такое по улицам Парижа, не привлекая к себе внимания, а Хайде вел непрерывный монолог на тему «незачем было и пытаться это сделать». Поскольку оба они не должны были помогать нам, мы пропускали их замечания мимо ушей.
— Впереди двое французских полицейских, — объявил Барселона.
Я посмотрел вперед, но из-за свиньи не мог ничего разглядеть, а поскольку шел вторым, передо мной находилась спина Барселоны.
— Что они делают?
— Ждут, судя по всему. Стоят, поджидая нас… Один расстегивает кобуру. Пистолета пока не вынимает, но, похоже, ему очень хочется застрелить кого-то.
Я хмыкнул. Решил, что, если поднимется стрельба, нам нужно будет укрыться за тушей. Но до этого не дошло. Легионер вышел вперед к первому полицейскому, с дружелюбным видом, небрежно покуривая сигарету.
— Bonsoir, monsieur l'agent![134]
При звуках французской речи полицейский приподнял бровь; потом, увидев на груди Легионера Военный крест, приподнял и вторую.