— Вам это что-нибудь говорит? — спросил Легионер, повернувшись к французам.
Трое оживленно закивали и обвиняюще посмотрели на четвертого.
— Конечно, говорит! Это женщина, с которой встречался Жак. Мы не раз говорили, что доверять ей нельзя. Теперь мы знаем наверняка — и это объясняет очень многое.
Один из жандармов неожиданно засмеялся. Малыш с бранью бросился к нему и принялся колотить его головой о стену. Старик, до сих наблюдавший в угрюмом молчании, шагнул вперед и схватил Малыша за плечо.
— Господи, оставь его! Хватит насилия!
— Прекрасно, — ответил Порта, — но мы не можем позволить им побежать в управление, так ведь?
— К черту это! — гневно крикнул Старик. — Кто мы, обыкновенные убийцы?
— Нет, но и не святые! — резко ответил Порта. — Я не собираюсь совать голову в петлю из-за этой гнусной швали.
Старик резко повернулся и вышел из комнаты. Хлопнула дверь, застучали шаги вниз по лестнице. Мы постояли в неуверенности, а потом по знаку Легионера вышли следом за ним. Пленники остались с Гюнтером и тремя французами. Едва мы вышли на улицу, послышались выстрелы. Теперь, когда все было кончено, у меня отлегло от сердца, но я был доволен, что там остался Гюнтер, а не я.
Вскоре мы все встретились в баре на бульваре Сен-Мишель, чтобы завершить вторую сделку, и Порта сунул во внутренний карман большую пачку банкнот, не скрывая удовлетворения.
— Что сталось с нашими пленниками в конце концов?
Гюнтер пожал плечами.
— Мы затолкали их в шкаф и заперли дверцу. Они пробудут там в целости и сохранности до конца войны, если какой-нибудь назойливый тип не вздумает сунуть туда нос.
— Лично я, — сказал Старик, — кончаю с такими делами. На меня больше на рассчитывайте.
— На меня тоже, — сказал Хайде.
Старика, естественно, волновала этическая сторона дела; Хайде же беспокоился о своей карьере. Порта пожал плечами.
— Как знаете. Принуждать вас никто не будет. И чем меньше будет участников дележки, тем больше достанется остальным. Во всяком случае, я смотрю на это так… И если кто захочет последовать их примеру, ничего не имею против.
Мы расстались с французами, и все отделение отправилось в казармы. Без меня. У меня было назначено свидание с Жаклин в ее квартире на авеню Клебер. Она ждала меня. Печальная и несколько испуганная.
— Все это безумие, эти убийства… — сказала она. — Становится хуже, чем когда бы то ни было. Никто уже не доверяет друг другу. Куда ни пойдешь, повсюду слышишь рассказы о людях, которых застрелили на улице, задушили или зарезали безо всякой причины.
— Долго это продолжаться не может, — успокаивающе сказал я. — Война почти окончена. Наши войска отступают по всей Европе — даже здесь, в Париже, большинство генералов пакует чемоданы.
Я рассказал ей о наших ночных приключениях, о спекулятивных сделках, расстреле пленников. Жаклин содрогнулась и в отчаянии покачала головой.
— Понимаешь, о чем я? Весь мир словно сошел с ума. Даже вы. Продавать оружие, которое будет использоваться против ваших. И, возможно, против вас же самих! Какой в этом смысл? Убивать людей ради денег, убивать, чтобы они молчали, убивать все время; сейчас столько убийств, что человеческая жизнь не имеет больше никакой ценности.
Жаклин налила мне большую порцию виски, пошла в ванную и вышла оттуда в японском кимоно. Села рядом со мной на диван.
— Знаешь, что я видела вчера? Несколько ваших солдат расстреляли на улице калеку.
Я пожал плечами. Что можно было ответить, какой вопрос задать? Кого теперь интересовало, почему одни люди убивают других?
— Твои друзья меня недолюбливают, — продолжала Жаклин. — Как думаешь, они убьют меня?
— Господи Боже! — сказал я, потрясенный ее вопросом. — С какой стати?
Она печально улыбнулась.
— Глупый вопрос! Людям больше не нужна причина для убийства. Они просто убивают, когда им захочется. И, может быть, причина у твоих друзей есть: мы любим друг друга, а влюбленные могут быть опасны.
Я задумчиво уставился на ее стройное тело под расшитым шелком кимоно. Глаза Жаклин были туманными, полузакрытыми, и я понимал, что она слегка пьяна. Она засмеялась, закинула ноги на диван через мою спину и вытянулась.
— Давай напьемся, — сказала она. — До умопомрачения… Что еще делать в конце концов?
Неожиданно Жаклин подалась вперед, обняла меня и потерлась щекой о мою щеку.
— Я люблю тебя, Свен. Ты это знаешь? Люблю… И не к месту добавила. — Меня грозят убить, потому что ты бываешь здесь.
— Кто грозит? — спросил я. — Порта и остальные?
— Нет, что ты!
— Кто тогда?