Наблюдая теперь за каждодневным движением андроидов, добросовестно исполнявших записанные в электронные мозги психограммы, штампуя свою подпись под рабочими документами, едва просмотрев их, Демид вдруг понял, что однажды мог передать верифицированный ключ одному из синтетических слуг и повеситься на втором этаже у панорамного окна, при этом никто не заметил бы разницы. Разве что “пятёрка” заподозрила бы его в шпионаже и удалила бы из чата. Может, так и следовало сделать, тогда вина перестала бы жечь душу. Под вечер он, однако, вспоминал: «Мама и папа будут переживать».
Когда Демид открыл для себя симы канала «Чëрная меланхолия», счëт дням его амëбной жизни окончательно потерялся. Мрачная симуляция депрессивных пространств и состояний даже чат «пятëрки» задвинула на второй план. Однажды утром Морозов подумал, яркий свет приносил слишком сильный дискомфорт, и перевëл лампы дневного света в постоянный ночной режиме, отключив смену времени суток. Заполнившая жилой модуль вечная тьма скрыла границы, принесла с собой иллюзию бесконечного «ничто», одинаково чëрного и на околоземной орбите, и в недрах планеты, и в сердце далëкой пустоты Волопаса. Это стало компромиссом между желанием наказать себя и страхом причинить боль родителям. Демид в любое время мог позвонить им, а после разговора выйти на крыльцо и представить, что попал в ад без света и движения. Стало возможным опять вернуться в особняк.
В часах Морозов тоже перестал нуждаться, поэтому не посмотрел время, когда звонок Карины разбудил его. Она пыталась связаться с ним минут пять, но сигнал вызова причудливым образом вплëлся в сюжет сна, что смотрел Демид, и молодой человек не сразу догадался, как следовало избавиться от раздражителя.
Он открыл глаза в заполненной мраком спальне и заплетавшимся со сна языком пробормотал:
— Привет, Карина.
— Морозов, чтоб тебя черти забрали, — прорыдала девушка, — Почему так долго?
— Я спал. Что случилось?
— Кто же спит в два часа дня?
Карина всхлипнула, Демид различил какой-то грохот.
— Что там у тебя происходит? — спросил он.
Карина опять всхлипнула.
— Демид, мне осталось совсем немного времени, мне страшно, я не хочу умирать.
— Что происходит, где ты? — задав вопрос, Демид зажëг свет и поднялся с кровати. — Я сейчас прилечу.
— Нет, ты не успеешь, и не сможешь мне помочь, даже если бы успел.
Грохот повторился громче. Девушка заплакала и запричитала:
— Мамочка, прости меня, мамочка, я не хочу умирать…
— Карина, где ты? — крикнул, одеваясь, Демид.
А сам думал в это время: «Нет-нет-нет, только не мне, второй смерти я не вынесу, я не хочу это наблюдать».
— Это неважно, — ответила девушка, — это уже не важно. Послушай, ни в коем случае…
Грохот раздался особенно трескучий, Карина завизжала. Слушая еë, Демид остановился у входа в лифт. Визг длился минуту, потом сменился на хрип, тот самый, какой издавал умиравший на сцене Евграф Салтыков. Демид прислонился к стене, он понял, необходимость куда-то лететь отпала. За хрипом наступила тишина, абонент отключился.
Опираясь о стену, Демид спустился на кухню, где над его головой зажглись лампочки. Подумал, тьма за окном оказалась как нельзя кстати, в траур полагалось носить чëрный.
Морозов достал из своей памяти запись разговора, выложил в чат и прокомментировал: «Карина звонила мне. Вот наш разговор. Не знаю, что с ней».
Первым отреагировал Святослав, через семь минут (Демид считал) он написал:
— Мне нужны подробности, Морозов.
— Я спал у себя дома, — Демид решил ответить устно, — Звонок Карины меня разбудил. Дальше всë на записи. Сейчас я тоже дома.
Ему показалось, Святослав сказал совсем не то, что следовало.
— Пришли свою цифровую локацию, — включился в разговор Фëдор.
И он говорил что-то не то, но Демид, всë-таки, ответил ему:
— Это будет нарушением первого правила конспирации. Сам же знаешь.
— Ты уже его нарушил, — возразил Фëдор, — сообщив, что ты дома. Теперь от тебя просят лишь подтвердить свои же слова.
— Хорошо, вот мои пространственные координаты. Доволен?