Попытка облюбовать бережок у звонкого ручейка закончилась примерно с тем же результатом. Только теперь невесть откуда возникло сразу два местных блюстителя неприкосновенности частной собственности. А вслед полетело неодобрительное: «Понаехали…»
— Не садись на пенек, не пробуй творожок, — процитировала Элия старую сказку после очередного столкновения с местным гостеприимством. — Они под кустами дежурят, что ли?
Просто они отвыкли от такого изобилия людей. Да, собственно, нигде столько и не живет. И ни на одной из покинутых путниками земель не бывает такого щедрого, благодушного и мягкого лета. Там либо печет, либо льет, либо сквозит…
Неудивительно, что все стремятся сюда.
…С очередного холма стала видна широкая, выложенная узорными плитами дорога. По ней катил длинный обоз. Не меньше трех десятков возов. За обозом по воздуху следовала цепь воздушных шаров, тоже нагруженных под завязку. А вокруг сновали небесные скаты с вооруженными всадниками на спине.
Чуть дальше от основного тракта ответвлялась новая дорога, находившаяся еще в стадии зарождения. Посреди суетящейся массы людей, казавшейся на его фоне мошками, поперек пустыря топал четвероногий великан. Животное с низко посаженной лохматой головой неторопливо перебирало ногами-колоннами, уплощавшимися к ступням. От каждого его шага земля, кажется, сотрясалась. Позади исполина оставалась выровненная и совершенно плоская поверхность, где одинаково спрессовывались бугры, колдобины и случайные деревья.
Очень может быть, что одновременно будущую дорогу умащивали случайными жертвами из попавших под пресс жутких лап людишек. Для надежности.
— Это выравниватель, — Брюс даже в седле привстал, чтобы получше рассмотреть происходящее. — Зверь из питомников земляков. Они во время войны целые полки в землю втаптывали походя.
Зверь приподнял массивную башку, задрал короткий хобот и низко загудел. Сновавшие в небесах скаты дружно прянули ввысь, а откатившийся уже достаточно далеко обоз, сбившись, смял ровный строй. Стало видно, как возницы силятся удержать хрипящих лошадей.
— Говорят, их уничтожали в первую очередь.
— Значит, не всех уничтожили. — Элию зверь не интересовал. — Или новых разводят.
— Угу. Это при всеобщем-то запрете на земляную магию.
Брюс жадно провожал взглядом монстра, утихомиренного усилиями доброй сотни погонщиков, сновавших вокруг. Не то чтобы его интересовали нюансы мирного применения живого оружия, но тварь создали земляки… А теперь все, что касалось земляков, было ему интересно.
— Поедешь познакомиться? Поделиться опытом домашнего животноводства? Или отправляемся дальше?
Девушка смотрел снисходительно. Нехотя Брюс шевельнул поводьями.
За дорогой расстилалось поле, заросшее высокими вертушками. Низко гудел воздух, перемешиваемый крыльями ветряков. От надрывного стона и тугой вибрации заныли кости. Неясная тревога заползала в сердце. Все время хотелось обернуться.
— Я слышала, что воздушные маги заселяют в ветряки души тех, кто отказался служить им.
— А я слышал, что поля из ветряков высасывают энергию из воздуха и переправляют ее в город.
— Одно другому не мешает, — резонно заметила Элия.
Если любоваться со стороны, то ветряные поля выглядели даже привлекательно. Ветряки красили в белый цвет, а сердцевину пропеллера в желтый. Издали чудилось, что на изумрудных травяных просторах разрослись исполинские ромашки, намеревающиеся вот-вот взлететь.
Мило, пока не подберешься поближе… Как и ко всему здесь.
Мелькали и пропадали в рощицах многочисленные селения — нарядные, как на картинках. Границы каждого поселка очерчивали аккуратные заборчики. Слишком аккуратные, как платьице на фарфоровой кукле. С расчетом на то, что его владелице никогда не вырасти.
Каждое поползновение спешиться заканчивалось неизменным появлением аборигенов, скупо улыбающихся в лицо, но деловито выпихивающих пришельцев со своих владений. Все чаще встречались и стражи порядка в мерцающей магической броне. На нагруднике — печать Земледержца. На лице заученная улыбка.
— Господа, позвольте вашу подорожную…
Стражи тщательно исследовали бумагу, разве что на вкус не пробовали. Однако стоило задержать извлечение грамоты хотя бы на пару мгновений, как дежурная улыбка леденела на глазах. Даже растянутые губы, кажется, инеем брались.