* * *
Дай Бог иметь вам это и не знать,
Что это счастье
То, что повседневно
С рождения дано нам повторять:
Ходить,
жевать,
зевать,
дышать,
лежать
И говорить понятно и напевно.
Пока обыкновенно все для вас,
Что Бог дает, — еще не пробил час.
1998
* * *
Теряется в туманной дали
Тропа и цель, и смысл пути,
Но и обратный путь едва ли
Теперь понять или найти.
И перлами ложатся капли
Из плотной серой пелены,
Мы, знаем, что в чужом спектакле,
Обманом явным пленены.
Зато не надо покоряться
Или безумно побеждать
И от сердечных провокаций
Несуществующего ждать.
1994
Закрыто все: и дверь и фортки,
Забиты ставни до весны,
Но сквозняки, надев ботфорты,
Забыли отдыхи и сны.
Они колышут занавески,
Меж рам на вату сыплют грязь,
И от порога дует зверски:
Терпи — хоть лопни — не вылазь!!
Топи напрасно, как в блокаду,
Дыши угаром и золой,
С конвоем белым нету сладу
И с завывающей хулой.
Уже занесены на четверть
Оконца. Вросшие в сугроб,
И, кажется. Готовят черти,
К посту неспешно белый гроб.
И это белое всесилье
Не поменять, не одолеть,
Сюда такую боль вместили,
Что лишь дойти и околеть.
И от нее снега не тают
И обдирают наждаком.
Стоит Уржумка обжитая
Уральским полным сундуком.
Тут обретают доходяги
Свободу вечного тепла,
Тропа, как древко, и, как флаги,
На белом черные тела.
Без забора завод, без собаки,
Круглосуточный грохот стволов,
Полигон. И желтеют бараки
Поутру без звериных следов.
Нет различия жизни и смерти,
Нет понятия «тишины»,
И сбивается узкоколейка:
Сколько верст до весны и войны.
Ни родных, ни вестей, ни конвоя,
Снег идет, снег идет. Снег идет.
Все: и мертвое и живое
Тут сохранно без лишних хлопот.
Воочью плакала икона,
Слеза по темпере текла.
Поземка сквозь проем оконный
Рисунком белым без стекла.
Сместилось время оголтело
Не соглашаясь, что мертва,
Она уже была без тела,
Но поднималась изо рва.
В тщете усилья векового
Однажды вздыбить груду тел
Таилось праведное слово,
Безгрешный лоб ее потел.
И как рубаха лесоруба,
Темнел пропитанный наряд,
А трещины тянулись грубо
В излом бесстыдно, наугад.
И разрывали дерзко тело,
Но боли вопреки опять
Не жизнь она вернуть хотела
Предначертанье — утешать.
Летит, летит желанный снег,
В него ныряем с обожаньем,
Не помышляя о весне,
Морозным кутаясь дыханьем.
И в шаге каждом различить
Предсмертные снежинок скрипы
Нам важно очень, чтобы жить,
А он блаженно сыплет, сыплет.
С небес спустилось божество,
Открыто радость засверкала,
Как не хватало нам его,
Как много надо нам и мало.
От долгой чехарды богов
Мы все язычниками стали,
Тупых апостолов с боков
Держали им на пьедестале.
Икона павшая — беда.
Вчерашний бог плевал нам в лица,
И в нас пропало навсегда
Желанье хоть кому молиться.
И грех какой теперь в зачет?
Снежок на все ложится ровный.
И вмерзший пароход течет
С рекой и воет по-коровьи.
И вновь в себя погружены,
Стоически неодлимы
Кристаллы хрупкой белизны,
Чтоб выстоять на них могли мы.
Летит, летит желанный снег,
А сколько дней зима продлиться!?.
Не помышляя о весне,
С мороза расцветают лица.
Последний лист упал с рябины
Роман об осени дописан.
Мы, погрустив, его осилим,
Зазимовав, его осмыслим.
В Замоскворецких переулках,
Где снег еще бывает белым,
Опять отыщется в разлуках
Несоответствие пробелам!
Опять ветвей переплетенье
Мне будет в сумерках казаться
Волос твоих на окнах тенью,
Куда сквозь вечер не пробраться.
И неожиданно заставит,
Почистив перышки, синица,
Где пир, посвистывая, справит,
Упавшей грозди поклониться!..