Он вышел из-за стола. Рассохшийся дубовый паркет отзывался на каждый шаг разнотонным скрипом.
- А когда Сазонова закончила годовой отчет? Именно вчера?
- Нет. Недели две назад. По графику. В начале февраля.
- И ничего не сказала вам о расхождении данных за четвертый квартал с данными годового отчета?
- Нет, не сказала. — Лисовский запнулся, ему тоже показалось сейчас странным, почему Сазонова столько дней держала камень за пазухой.
- И сказала лишь вчера? Официально?
- Представила докладную.
- А тот бухгалтер, что напортачила при обработке сметы?
- Она уволилась месяц назад. И тоже неожиданно.
- Неожиданно, — усмехнулся Фиртич. — Обнаружила свою ошибку и поспешила уволиться, зная, чем это ей грозит. Да и вам, главному бухгалтеру. А плановый отдел? Тоже хороши, прохлопать такое.
- Закон свинства. Надеюсь, вы не сомневаетесь в добросовестности Корша, — проворчал Лисовский.
- Я и в вас не сомневаюсь, Михаил Януарьевич.
Лисовский вздохнул и закашлялся. Глухо, глубоко, с короткими паузами. Глаза покраснели и наполнились слезами. Его тоже можно понять: не станет же он, главный бухгалтер, дублировать работу каждого сотрудника. Тогда зачем отдел? А ошибка эта, простая арифметическая ошибка, дала в итоге завышенные цифры выполнения плана по прибыли... Прохлопал Лисовский, прохлопал. Так не себе же он вручил знамя и грамоты, не присвоил же премиальные. Он вообще был в отпуске половину ноября, а потом болел весь декабрь. Вышел только в январе, тогда и подписал все представленные бумаги. И та бухгалтер уволилась в январе, до его возвращения. Да и что с нее спросишь, если подпись за первое лицо его, Лисовского...
Фиртич остановился у окна, выжидая, когда старик придет в себя. Ну и ситуация! Признаться в ложных данных, вернуть все регалии? Он представил реакцию сотрудников Универмага на предложение возвратить премиальные... А о реконструкции «Олимпа» и заикнуться не смей. Прикрывает свое неумение работать шумихой вокруг реконструкции, ясное дело...
- Значит, так! — проговорил Фиртич. — На мне эта весть должна умереть. Сазонова поинтересуется — скажите, что докладная у меня. Что я собираюсь принять меры. И все! Пора начинать диспетчерскую.
...
Извинившись за задержку, Фиртич оглядел собравшихся руководителей служб Универмага. Отметил про себя отсутствие главного администратора Сазонова.
Каждый садился на свое место, привычное, облюбованное за годы работы. Старые «олимпийцы», боги торговли, так впитали в себя дух Универмага, что, казалось, в их внешности появилось что-то неуловимое от самого здания.
Диспетчерская, как правило, начиналась с переклички, хотя Фиртич и так видел, кто явился, а кто нет...
- Отдел игрушек?
- Здесь.
- Трикотажный?
- Я
- Обувной?
- Всегда готова.
- К чему вы всегда готовы? — сухо спросил Фиртич и строго посмотрел на заведующую обувным отделом Стеллу Георгиевну Рудину, хорошо сложенную молодящуюся даму.
Рудина не ожидала вопроса. Но не так-то просто ее смутить.
- К работе, Константин Петрович, к работе.
Сотрудники, не придававшие значения формальной перекличке, насторожились. Мир Универмага особый мир. Здесь все на виду. В простоте слова не скажут, даже если кажется, что в простоте. Недовольный пустой задержкой, Фиртич продолжал перекличку. После торговых отделов следовали плановый отдел, конъюнктура, отдел труда и зарплаты, кадры, машиносчетная станция, отдел цен, главная касса, строительная служба, комендатура, администрация торгового зала...
- А почему нет Павла Павловича Сазонова? — спросил Фиртич.
В кабинете воцарилось молчание, тяжелое и значительное. Фиртич цепко слушал тишину. Это было его первым прямым столкновением с волной, что наверняка уже разбежалась кругами по всему Универмагу... Ему не нужны были слова, он знал цену их искренности. Тишина — напряженная, густая — ему говорила гораздо больше любых слов. И он точно определил: большинство, если не все, от души сожалеют о том, что произошло на банкете в ресторане «Созвездие».
Заместитель директора по кадрам, высокая женщина в костюме защитного цвета, наклонилась вперед и взглянула директору прямо в глаза.
- Даю справку. Звонили из дома. Сазонов болен. — И со значением добавила: — Надеюсь, он принесет бюллетень.
Но Фиртич, казалось, уже не слушал ее.
- А где Индурский?
- Здесь. — Коммерческий директор вошел в кабинет. — Думал, диспетчерскую отменили.
- Партком? Комсомол? Профсоюз? — продолжал Фиртич. — Кажется, все. Слава богу, никто, кроме Сазонова, не болеет. Сейчас болеть некогда, февраль—месяц короткий.