Толпа сминала их строй, разрывала, закручивала... Вот Гарусова швырнули в сторону. И он, отчаянно работая локтями, пытался нагнать своих. Барамзин остановился перед каким-то здоровенным мужчиной, выбирая, где бы его обойти. Мужчина обернулся, что-то произнес. И, верно, грубое, судя по выражению его лица.
- Какой стыд, — шептал Сазонов, — какой стыд! Что они теперь подумают... — Он обернулся к директору. — Вы знали о визите, знали! И приказали продавать эти проклятые шапки. — Голос его дрожал.
Фиртич поднялся с места. Взял Сазонова под руку.
- Это вы распорядились сделать две очереди?
Сазонов лизнул пересохшие губы и уныло кивнул.
- Вы молодец, Павел! Я рассчитывал на эффект. Но такого не ожидал. — Улыбка сияла на крепком лице Фиртича. — Надо было сделать три очереди, Павел. Десять! Чтобы они лезли по головам, по стенам. Чтобы им обрывали пуговицы и оттаптывали ноги... Вы просто молодец! Я боялся, что они пройдут служебным подъездом. Ан нет, неплохо я знаю нашего управляющего...
Не отводя озорных глаз от экрана, Фиртич ходил по кабинету.
- Я отправляюсь к себе. Прошу вас, свяжитесь с Мезенцевой, Индурским, с главным бухгалтером... Срочно ко мне, да и сами приходите. — И словно невзначай Фиртич обронил: — Скажите, Павел... вы не писали никакого письма в управление?
Сазонов подобрался. Вот зачем явился директор. Опять какая-нибудь сплетня.
- Нет, — вяло молвил он и, спохватившись, горячо добавил: — Клянусь вам, нет. Честное благородное слово.
Фиртич смотрел в настороженные глаза Сазонова. В них билось отчаяние — ему могли не поверить.
- А сестра?
- Нет! — выкрикнул Сазонов. — Она тоже ничего не писала. Она порядочный человек.
- Именно поэтому она и должна была написать, — сказал Фиртич. — Вы даже не спрашиваете, что за письмо. Стало быть, знаете, о чем можно написать в управление?
Сазонов вскинул густые мальчишеские ресницы.
- Да, знаю... Но это еще ни о чем не говорит.
Фиртич нажал кнопку. Экран вспыхнул дневным светом, и вся панорама просторного зала стянулась в светящуюся точку в центре слепнувшего стекла... «Что это я? Зачем я сюда пришел? — думал Фиртич. — Допустим, он и написал. Или его сестра. Они поступили как нормальные люди. Что ж, будет еще одна трудность, которую надо преодолеть. Шире надо смотреть на вещи, шире. Не унижать себя мелочностью...»
- Так я жду всех, Павел Павлович. — Фиртич взглянул на часы. — Через полчаса в моем кабинете... И, пожалуйста, забудем наш разговор. Я жалею о нем.
Он дружески коснулся плеча молодого человека.
4
Дежурный по опорному пункту охраны порядка Универмага сержант Пинчук люто ненавидел спекулянтов. Почти тридцать лет жизни он отдал борьбе с этой нечистью. И порядком притомился. Не то, чтобы он хуже себя чувствовал физически — нет. Пинчук по-прежнему здоров, бронзовый загар въелся в кожу лица, шея вышла на одну линию с затылком, придавая сержанту монументальный вид. Со сном стало хуже! Раньше сержант валился в кровать и просыпался ровно в шесть без будильника. А теперь не то — сны замучили. И что характерно: одни и те же. Спекулянты! Началась эта беда примерно год назад. С небольшими вариациями, но, в общем-то, один и тот же сон... Снилась тетка с огромными зубами. Подчиняясь требованию сержанта, тетка снимала зубы, а под ними, аккуратно так, бирками наружу были сложены джинсы... Это ж надо, такой сон! Выходило, что сержант отправлялся спать как на работу. А разве это дело: днем работа и ночью работа! Лошадь не выдержит...
Измученный, с ломотой в висках, сержант сидел за своим столом в помещении опорного пункта Универмага. Перед ним на жестком топчане, бесстыдно сбив цветные юбки поверх колен, расположилась молодая цыганка. Кумачовый платок упал с ее давно не мытых волос, пронзенных булавкой с крупным золотым набалдашником. На руках тонкие золотые браслеты. Не женщина, а золотой фонд...
Они давно обо всем поговорили и теперь молчали. Лишь время от времени в душе цыганки просыпалась обида, словно запоздалые раскаты прошедшей грозы.
- Кого надо, не ловят. А цыганам хоть на улицу не выходи...
Сержант вперил терпеливый взгляд в кроссворд из старого номера журнала «Огонек». Который-день он мучился над словом из пяти букв. Человек, твердо и мужественно встречающий жизненные испытания. Четвертая буква «и» по вертикали. По горизонтали сержант отгадал: «тупик». Улица, не имеющая сквозного прохода. А вот по вертикали? Что это за слово такое из пяти букв?