Фиртич понимал, что звонок его выглядит нелепо.
- Я хотел вас успокоить, — произнес он после паузы.
- А я спокоен. Я принял снотворное. И совершенно спокоен. Это вам надо беспокоиться. — И, мстя за беспардонный звонок, Лисовский добавил: — Видимо, вы очень заинтересованы в этом Кузнецове, директоре ресторана «Созвездие».
- Очень, — ответил Фиртич.
- Не знаю, чем объяснить вашу к нему слабость, — ехидничал Лисовский, — но смею вас уверить, что Кузнецов может купить триста километров шерсти. Причем наличными и из своего кармана. Только торговля пирожками в «Олимпе» приносит ему чистоганом больше сотни. Ежедневно.
- Вы так хорошо осведомлены?
- Уверяю вас. Я получил приглашение на бухгалтерскую экспертизу. Ресторан заинтересовал следственные органы... Надеюсь, в скором времени трехсот метров шерсти не хватит прикрыть грех ресторана «Созвездие». К тому же голубой... Скромнее что-нибудь надо. Скажем, черной. Или полосатой.
Фиртич молчал, весть его ошарашила. Лисовский прислушался, для верности дунул в микрофон.
- Куда вы пропали, черт возьми?
- Пирожковый бизнес? — невпопад проговорил Фиртич.
- Это блохи. Там дела покрупнее. Правда, Кузнецова не зацепить. Умен, бес! И осторожен. Никаких следов... Спокойной ночи.
Едва Фиртич оставил трубку, как телефон залился необычно высоким звоном. Фиртич сорвал с рычажков трубку.
- Алло! — произнес он «казенным» голосом.
Трубка молчала томительно и глухо. Положить ее Фиртич не решался — Анна наверняка позвонит еще раз и по «закону свинства» нарвется на Елену. А то, что звонила Анна, Фиртич уже не сомневался...
В темном зеркале оконного стекла, словно в камине, тихими угольками тлел красный халат жены.
- Слушаю вас! — резче произнес Фиртич, давая понять, что звонок сейчас совершенно некстати.
- Костя, — отозвалась Анна, — я хочу тебя предупредить...
- Извините. Вы не туда попали, — проговорил Фиртич и добавил, чтобы исключить повторный звонок: — Это квартира Фиртича! — Он положил трубку и беззаботно проговорил, глядя поверх головы жены. — Ошиблись номером.
Елена усмехнулась и передернула плечами.
6
Широкое окно библиотеки Универмага вбирало в себя половину города. К горизонту белыми гребешками прибоя уходили новостройки. Впечатление усиливала телебашня, торчащая маяком в этом застывшем море. Бывали дни, когда чайки подлетали прямо к окнам библиотеки. И орали хриплыми голосами. Особенно зимой...
Татьяне Козловой нравилось кресло у мохнатой пальмы.
Впервые Татьяна открыла для себя это место месяца три назад. А то обычно простаивала в коридоре с девчонками, болтала о всякой ерунде и курила. А ночью не могла уснуть — болели ноги. Боль поднималась от пяток, скручивала лодыжки, палила колени. Даже в голову отдавало. Старые продавцы успокаивали: пройдет, у всех проходит. И делать ничего не надо. Некоторые, правда, колют икры иглой, натирают тигровой мазью. Чепуха все. К старости, конечно, все скажется, все загнанные внутрь болезни вылезут. А по молодости пройдет...
И прошло. Когда Татьяна открыла для себя это кресло, эту пальму, эту тишину. На пятом этаже была специальная комната отдыха, но девушки ее не жаловали, там обычно собирались «бабушки». Татьяна с самого начала возненавидела ту комнату. И уютно, а душа не лежит...
Как-то ее пригласили на ипподром. Низкое зимнее солнце прошивало летящие конские хвосты, сверкало в спицах колясок. А потом знакомый повел ее на конюшню, хотел похвастаться дружбой с наездниками. В чистых светлых денниках лошади после заезда выглядели усталыми, тяжелыми. Дымились их потные крупные тела...
Комната отдыха представлялась Татьяне тем же денником. Зайдя сюда, продавцы как бы блекли. Руки их бессильно вытягивались вдоль подлокотников... Через считанные минуты они вытянут себя из мягких кресел и разойдутся. На их лицах вновь появятся и доброта, и равнодушие, и участие, и презрение, и злость, и высокомерие. Но сейчас, в этой комнате, без посторонних глаз, они становились сами собой: просто уставшие женщины. Эта одинаковость, роднящая их, пугала Татьяну. Заставляла обходить стороной комнату отдыха...
- Дербенева! — тихо позвала Татьяна.
Девушка с широким лбом под ровной челкой, сидящая в соседнем кресле, вопросительно посмотрела на нее.
- Пора, Дербенева, — вздохнула Татьяна. — Небось заждались, родные. Прилавок крушат.
- Чтоб им ни дна ни покрышки, — ответила Дербенева.
Они вышли из библиотеки, где провели десять минут, что оставались от обеденного перерыва. Прямо перед дверьми висел стенд с фотографиями лучших людей Универмага. Первой справа сияла правдивыми глазами Юлька Дербенева, старший продавец секции кожгалантереи.