Он вошёл в кабинет и устало рухнул на скамью за пятый или шестой стол в одинаковых рядах. Бросил пакет на доску из штампованных опилок, исцарапанную и исписанную, громко хлопнув.
Зал постепенно заполнялся людьми.
Самодовольный ублюдок толкает свою речь. А все перед ним кретины, — так, во всяком случае, он считает. Тварь насмехается над ними, над теми, кто сидит перед ним, над вынужденными его слушать. Его морда лоснится от жира, пласты сала на объёмистом животе служат подушкой для холёных рук, с такой брезгливостью касающихся мела. Пренебрежение к этим тупицам сквозит в его надменном взгляде, взгляде сверху вниз, в каждом его важном и медленном движении. Высокомерная усмешка, заносчивый грудной смех. Он претендует на истину в последней инстанции, и считает, что каждое слово его должны записывать. И кто-то даже записывает, но все забудут его глупые потуги с претензией на разумность, едва переступят порог. Посмотрел бы я на тебя, думал Райэдар, как бы ты визжал, растянутый на четырёх кольях, когда б тебя начали шинковать с пальцев ног.
Райэдар встал и двинулся по проходу к врагу; в руке висящей вдоль тела зажата ручка. В последний миг, когда перо ещё не пронзило кожу под подбородком, но коснулось её, Райэдар увидел затаённый страх в глазах ублюдка.
Райэдар резко дёрнул головой. Так можно и сорваться. Только этого для полного счастья не хватало.
Он вновь и вновь отгонял кровавые видения, застилавшие его глаза; картины расправы с врагами… Прочь!.. Надо оставить такие мысли. И не впадать в детство — или в древность? Сейчас не то время, когда можно было свободно расплатиться с недругом, заплатив после малую пеню князю. А то и вообще ничего не заплатив, а ещё и взяв себе добро врага… На пямять.
— Пшёл вон! — её слова ударили его острым стилетом в сердце. Ударили так, что он действительно почувствовал боль, и рука непроизвольно дёрнулась к левой стороне груди. Но он сдержал её — не следует показывать боль. Что она подумает? Да она и так всё видит… Но тогда почему так поступает?
— Вон!.. — взвизгнула Алирия.
С растерянным лицом — хотя в тот момент оно казалось ему каменным — Райэдар вышел из её кабинета. Дверь захлопнулась с грохотом. С минуту он стоял глядя в пространство, с трудом возвращаясь к реальности — ведь гораздо приятнее было вспоминать её личико, рассерженное, и оттого ещё больше красивое.
…Напряжение нарастало постепенно. Они сидели рядом за компьютером, и неспешно разговаривали. Райэдар терялся всё больше и больше, и каждая его фраза оказывалась не к месту, и думать он не мог ни о чём, кроме как…
О том, что безумно любит Алирию, любит до боли в сердце — боль и преследовала его постоянно, и раньше он не предполагал, что жжение в груди может быть постоянно и настолько мучительно.
И потому в голову лезли только признания любви — хотя зачем признаваться, она и так знает об этом, но предпочитает не замечать…
А потом напряжение достигло крайнего предела, и произошёл взрыв.
Алирия вскочила и подбежала к двери, распахнула и указывая пальцем завопила слова, которые были так унизительны, так обидны для Райэдара. Он поднялся с кресла, и взяв свои вещи, пошёл к выходу. Остановился на секунду перед любимой, — её лицо сейчас искажено, рот растянут в гневе, оскален, и оттого весь её облик ещё притягательнее. Как хочется подойти к ней сейчас вплотную, обнять за плечи, прижаться лицом к её лицу, целовать каждую линию, целовать до тех пор, пока не изменится в противоположную сторону — пока не улыбнётся. Подхватить на руки, понести к дивану, что стоит на другой стороне комнаты…
Райэдар стоял всего секунду напротив любимой, а потом вышел в коридор. И дверь за ним захлопнулась. И от этого стука его словно парализовало. Но он справился с этим.
Как хорошо, что есть друзья. Каждый из которых поддержит, найдёт какое-нибудь слово утешения. Как хорошо, когда есть на кого опереться в трудную минуту, может даже, поплакаться в жилетку…
Райэдар нашёл в памяти телефона номер Димудуса и приложив аппарат к правому уху, стал ждать, когда лучший друг ответит.
— А ты задумывался вот над чем: ну будет она твоя, ну поженитесь вы, а что дальше? — журчал в трубке всегда спокойный голос друга. — Ну дальше что? Добьешься ты своей цели, а потом?