(Ронни вздохнула) Как всегда, нет ни убитых, ни раненых. Что же касается того, КТО эти люди, то это до сих пор секретная...
(Толпа репортеров загудела) да-да, я повторяю, СЕКРЕТНАЯ информация. У этих солдат есть родные, близкие, и мы не можем рисковать их жизнями. А теперь прошу прощения, у меня есть важные дела. - Полковник... Полковник! Перри развернулся и начал проталкиваться сквозь плотно обступивших его репортеров к "линкольну". - Полковник, еще пару слов! Военный, не оборачиваясь, проронил на ходу: - Вечером мы устроим брифинг для прессы. Он, наконец, добрался до лимузина и быстро забрался на заднее сиденье, отгородившись от репортеров толстым пуленепробиваемым стеклом. "А о брифинге он напомнить сообразил, - усмехнулась девушка, глядя на плывущую по дороге длинную машину. Так, так". Она забралась в салон и повернулась к скучающему оператору. - Слушай, Хью, у меня есть идея. Оператор покосился на нее и заявил: - У тебя нет никакой идеи. - Нет, есть, - улыбнулась Ронни. - У меня есть ГРАНДИОЗНАЯ идея, милый. Хью горестно покачал головой. - Я очень не люблю, когда у тебя появляются вот такие интонации. Очень не люблю. - Почему, милый? - еще очаровательней улыбнулась девушка. - А потому, что, когда ты говоришь с ТАКИМИ интонациями, это означает, что у меня скоро будут неприятности. - Хью завел машину и, откинувшись в кресле, добавил: - Тебя подбросить? - Нет, спасибо. У меня машина на стоянке, - Ронни покачала головой. - Ясно. В таком случае, может быть, ты скажешь к чему мне готовиться? - Не волнуйся, готовиться придется мне. Ты будешь сидеть в машине, на случай, если понадобится срочно уносить ноги. О'кей? - она улыбнулась. - Пуля в затылок, - вздохнул Хью, - я так и знал. Должны же мы когда-нибудь переходить к следующему этапу. После того как мне в прошлый раз хорошенько начистили физиономию по твоей милости, я и не ожидал ничего другого. Он сморщился, и Ронни, засмеявшись, чмокнула его в щеку. - Пока, милый. Я зайду за тобой к восьми вечера, О'кей? Постарайся быть в номере. - Хорошо, - тяжело вздохнул оператор, глядя, как девушка, выбравшись из "лендровера", быстро направилась к темно-синему "доджу". Он еще раз вздохнул и медленно тронул машину, стараясь не задавить кого-нибудь из снующих туда-сюда репортеров, то и дело сигналя и громко ругаясь сквозь зубы.
Через двадцать минут Ронни знала, КУДА направляется темно-серый "линкольн". После того как машина свернула от Хендерсона на узкую - но тем не менее недавно ремонтировавшуюся - объездную дорогу, девушка поняла, что Перри едет на аэродром военновоздушных сил США. Она не поехала дальше, а развернулась и направилась в город. Ей нужно было сделать еще одно дело. Важное дело.
x x x
Опустившийся на город вечер окутал его темной пеленой загадочности, сделав тихим и таинственным. Хендерсон засыпал рано. Гасли яркие неоновые надписи над фасадами небольших магазинчиков. В окнах домов появлялась мерцающая голубизна телевизионных экранов. Из единственного маленького кинотеатрика раздавались звуки выстрелов. Киногерои сворачивали друг другу скулы на потеху двум-трем запоздалым посетителям. В городе было два места, в которых жизнь била ключом до полуночи, а иногда и позже - местный бар с экзотическим названием "Апельсин" и неоновой, озорно подмигивающей физиономией в трехведерном "стетсоне" над облупившейся от времени дверью и четырехэтажная гостиница с не менее, а может быть, даже и более чем у бара, странным названием "Соня". Трудно было понять, в честь чего гостиницу назвали именно так. То ли из-за того, что в ней можно было только спать, то ли потому, что хозяйкой гостиницы была старая толстая еврейка, постоянно говорящая в нос - сказывался хронический насморк - и подкрашивающая редкие волосы хной. Основная часть репортеров уже уехала, предпочитая проехать шестьдесят миль и провести ночь в Лас-Вегасе, но кое-кто задержался. Этими людьми были Ронни Роберте и Хью Дональд. Чарльз уехал днем, заявив, что он и двух лишних минут не пробудет в этом городишке, пропахшем пометом, чесноком, дешевыми сигаретами и мерзким пойлом, которое здесь почему-то гордо именуют выпивкой. Что касается "пойла", возразить было нечего, а насчет всего остального Чарльз явно преувеличивал. Город был хоть и маленький, но довольно чистый. Конечно, если сравнивать не с Беверли-Хиллз, а с Нью-Йоркским Гарлемом. Чаку, привыкшему к Лос-Анджелесу, было сложно чувствовать себя в своей тарелке. Именно поэтому, забравшись в свой "шевроле-пикап", отчаянно завывая клаксоном, он проехал по центральной заасфальтированной! - улице Хендерсона и скрылся из виду, свернув за угол двухэтажного дома с грустной обшарпанной табличкой, гласившей: