— Так вы… — начала было она.
— Все верно, — кивнул рогатый. — Люди зовут нас декурсиями.
У Пуэллы потемнело перед глазами. От страха она забыла, как дышать — захотелось провалиться в спасительную тьму и проснуться в своей комнате, рядом с Корвусом, в полной безопасности. И дослушать наконец его историю до конца. Узнать, куда ведут все нити. Впрочем, как выяснилось, даже Тринадцатый Демиург знал не все о происходящем, ведь это не он зачаровал те карты в Шикке.
«Шикк…»
Сейчас времена, когда они с Амикой гуляли по улочкам родного городка, казались Пуэлле такими далекими, словно это происходило около десяти или даже двадцати лет назад, однако на самом деле прошел лишь жалкий месяц.
«Ужасный учебный год. Ужасный первый курс. Ужасная студенческая жизнь!»
Пуэлла дернулась, силясь высвободиться, однако все было тщетно. Жуткое ощущение беспомощности пугало и сводило с ума, хотелось кричать, вопить, умолять о пощаде, но слова не рождались в сознании, а на языке крутилась только парочка отборных ругательств. Наконец девушка сделала глубокий вдох, прикрыла глаза и попыталась собраться с мыслями.
«Ничего уже не изменишь, Пуэлла. Что случилось, то случилось. Нужно искать выход из ситуации».
— Я… я ведь ваша хозяйка, правильно? Кто-то, кому вы все поклоняетесь? — выдохнула она.
Все трое согласно загомонили.
— Хорошо. В таком случае, ответьте мне, где Корвус и Вин.
Декурсии переглянулись; рогатый юноша скривился от пренебрежения — не то к фамильяру Пуэллы, не то к наследнику эрусы — и кивнул хрякоподобному толстяку. Тот откашлялся.
— Ну, э-э-э… вороненок в порядке, лежит себе, отдыхает.
— Тоже прикованный?
— Но иначе он попытался бы нас прикончить! — обиженно всплеснул ручонками толстячок. — А мы этого не хотим, нет-нет-нет!
— А Вин?
— А, кьярта-ваддский мальчонка? Ну, живенький-здоровенький пока, его готовят для праздничка, ведь ночка-то грядет!
— Готовят? В каком это смысле?
— Наряжают, моют, красят… положено ведь жертве быть красивенькой, как иначе!
— Что?! — Пуэлла дернулась вперед изо всех сил, холод железа впился в запястья и щиколотки; от беспомощности захотелось рыдать. — Живо отпустите меня! Я приказываю вам!
Декурсии обернулись к близнецам; несколько секунд те стояли, с одинаково безразличными выражениями лиц наблюдая за воплями Пуэллы, но затем Формидот соизволил сделать небрежный жест рукою, и Вермис выступил вперед.
— Хозяин говорит, что тебя отпустят во время Священной Ночи, когда ритуал уже будет проведен.
— Какой еще ритуал?!
Белокурый юноша-декурсия с огромным ртом склонил набок жуткую голову.
— Ну, что за глупые вопросы? Ритуал Слияния, разумеется! Как и было предсказано Пророком Эрратумом много веков назад, ты пришла, чтобы выпить нашу кровь и стать сильнейшей из эгрегиусов — забудь оскорбительное слово «декурсии», зови своих слуг подобающе! — и стать нашей первой и верховной богиней, второй Конкордией, что превзойдет мать по силе и нраву, станет образцом терпения и милосердия.
— Пока что ты не богинюшка, а лишь ее доченька, — улыбнулся хряк со свиным пятачком, — но времечко пришло, звездочки сошлись, и сейчас мы всем покажем, чего стоим, да?
Пуэлла крепко сжала губы. Она не могла спорить с ними, не могла противостоять их странной воле — у нее попросту не было для этого сил. Не то положение.
«Однако я могу подыграть им, если это поможет мне остаться в живых и хотя бы как-то предотвратить происходящее».
Пуэлла решительно кивнула, словно соглашаясь сама с собою.
«Да, так и будет. Вин не умрет, и мы уйдем отсюда втроем, после того как уложим всех этих сволочей на лопатки».
— Расскажите мне, как будет проходить Ритуал Слияния и Священная Ночь в целом. Я желаю знать, что должна делать.
Глава девятая, в которой происходит неожиданная встреча.
Дилектус был единственным, кто нес на себе тяжелое бремя тех счастливых, призрачных воспоминаний, что лишь ранили, заставляя терять сон и биться в агонии от несправедливости мира; он помнил все, что происходило до Тринадцати Демиургов и их фамильяров, помнил, как его создательница и возлюбленная, улыбаясь, нежно говорила со своими первыми детищами, сидя у костра в бесконечном хаосе — а иногда, создавая волшебные иллюзии, развлекала их, будто мать — обожаемых детей.
Однажды они сидели вдвоем на лугу. Маленькие золотые искорки порхали над высокими качающимися травинками, лес вокруг был восхитителен и тих; она собирала призрачные иллюзорные цветы и плела из них венок; тот переливался алым и оранжевым, каждый лепесток будто светился изнутри.