— Я же сказал, что мой рот зашит, хозяйка. Ты должна все выяснить сама, а еще лучше — найти способ снять проклятие и выпустить меня отсюда. Тогда, уж поверь, мой язык быстро развяжется, и я… — он издал отчаянный вопль, подобный человеческому. Очевидно, речь снова начала причинять ему невыносимую боль. — Ну почему… почему он так мало спит в последнее время…
— Кто? Кто мало спит? Тот, кто наложил заклятие? — Пуэлла склонилась над клеткой и уставилась на ворона: пристально и бесстрашно, едва сдерживая исступленную злобу. — Это библиотекарь?
Ворон попытался ответить, но вместо этого завопил еще сильнее — жутко, отчаянно, совсем по-человечески. Девушка услышала неподалеку приближающееся щелканье: словно кто-то быстро перебирал тоненькими лапками, приближаясь к двери. Раздался высокий шипящий звук, затем — звон связки ключей. Обыкновенно, если прежде кто-то пытался войти в камеру Корвуса, сон прерывался, и Пуэллу уносило в мирные и хаотичные грезы, однако теперь… она попыталась расслабить свое сознание, попыталась исчезнуть, попыталась проснуться и просто открыть глаза.
Ничего. Ее сознание сдерживало нечто страшное и могущественное, не поддающееся никаким описаниям. Дверь наконец отворилась, и множество лапок неспеша защелкали в тишине, приближаясь к девушке со спины. Она могла поклясться, что визитер видел ее беспомощную астральную проекцию, болтающуюся перед Корвусом — и от этого становилось еще больше не по себе.
— О, как мне стыдно, право, что прервал! Сказал бы раньше, что ее позвал — и я б мешать осмелился едва ли. А, впрочем, все равно, что не сказали. — Голос был странным; бархатистый и приятный, он несколько пугал своей нечеловеческой ровностью, лишенной всякой интонации. — Хотел с тобой я очень говорить. Сам знаешь, друг, вопрос один решить…
Пуэлла попыталась дернуться назад, но ничего не вышло. Никогда прежде она не ощущала свое астральное тело таким тяжелым и беспомощным: его словно залили свинцом.
— Скажи, родной, фортуна шутит метко? Паук болтает с птицей грозной — в клетке!
Ворон забился, заметался, а затем, ударившись о прутья в который раз, бессильно упал, слабо дергая крыльями. Из последних сил он передал Пуэлле мыслеобраз своей боли: тоскливый, пронзительный и ужасный, разливающийся по всему телу непобедимой черной волной.
Ты…должна мне поверить…
Девушка дернулась в сторону, и паук, явно переключивший внимание на пленника, равнодушно выпустил ее из цепких объятий своего сознания; Пуэлла почувствовала, как картинка размывается перед глазами, и ее астральная проекция медленно уносится куда-то назад, навстречу обыкновенным снам, лишенным говорящих воронов и громадных членистоногих.
…пока еще не поздно, и эти двое не узнали, где Ан…Ант…
Корвус захлебнулся в собственной боли, и сон мигом переменился, унося Пуэллу в хаотичные глубины своей абсурдности.
Когда она проснулась, рассвет снова еще не наступил. Стояла поздняя ночь, тяжелая и темная, готовая вот-вот взорваться кровавым небесным сиянием; соседи молча спали в обнимку, рыжеволосый фамильяр тихо посапывал на груди у своей хозяйки, чуть сморщив маленький острый нос. По его лицу можно было предположить, что тому снилось нечто неприятное.
«И все же не настолько неприятное, как то, что регулярно преследует ночами меня».
Она села на постели и устало обхватила руками колени. Вокруг было сумрачно, комната, выполненная в бордовых и золотых тонах факультета, казалась угрюмой и невеселой. Герб Университета на двери — огромный грифон, борющийся с Дымом — казалось, глядел прямо на нее своим недвижным черным глазом. Невольно вспомнив Корвуса, девушка вздрогнула и опустила взор, когда кто-то внезапно схватил ее сзади за плечи и радостно расхохотался прямо в ухо.
— Ай!
— Ш-ш-ш-ш… — зыркнув в сторону двух спящих соседей, зашипела Бона Фидес. — Меня-то они не услышат, а вот тебя — да.
— Ты зачем меня напугала? — шепнула Пуэлла. — Я чуть не умерла прямо здесь.
— Прости, золотце, я не хотела, — виновато вздохнула призрак. — Осталась прижизненная привычка наскакивать на друзей сзади… наверное, именно поэтому со мной не хотели общаться в этих стенах. Я, честно говоря, тот еще фрик.
Она села на постели перед Пуэллой, скрестив ноги. Мило склонила головку набок и улыбнулась еще шире. Зачарованное пламя фибулы неспешно горело на груди ее формы латерна-манта…
«Стой, погоди-ка. Если Бона Фидес — некая астральная проекция, которую вижу только я, то на ней, как и на любой другой нормальной проекции, не должно быть одежды. Одна странная размытая дымка вокруг силуэта, похожая на меха или плотную дымку. Если же Бона — какой-то особенный призрак с уникальными характеристиками, то почему она в университетской форме? Судя по ее истории, бедняжка умерла в собственной постели во сне, а значит, была одета в пижаму».