— Привет, дружище!
Профессор повернулся к двери. На пороге стоял Бакли и жевал жареный картофель.
— Поделиться? — спросил он, протягивая пакетик с картофелем.
Ян отрицательно мотнул головой.
— Занят?
Ян пожал плечами:
— Не то чтобы очень.
— Нам бы надо обсудить стратегию.
— Какую еще стратегию?
— Стратегию нашего поведения на предстоящем заседании кафедры.
Бакли зашел в комнату, плотно прикрыл за собой дверь и сел на стул.
— Кифер только что вернулся с совета попечителей, — сообщил он. — Я прошел в двух шагах от него, а он сделал вид, будто не замечает меня. Паскудник просто потупил взгляд и молча шмыгнул мимо. Понимаешь, чем это пахнет для всех нас?
— Стало быть, ему вставили пистон, — произнес Ян.
— Ты знаешь, такие, как он, сами с готовностью снимают штаны, чтобы им вставили.
— Ив чем же будет заключаться наша стратегия? Бакли запустил в рот пригоршню картофеля и, жуя, сказал:
— Надо выступить против мерзавца с открытым забралом. Этот старпер хренов нас всех продаст с потрохами. Мы должны его хорошенько вздрючить, чтобы в следующий раз он не стелился перед начальством и отстаивал интересы нашей кафедры, как мужчина. А так ему прикажут, и он покорно нами подотрется. Любым из нас.
— Тактика встречного запугивания?
— Срабатывает неизменно.
Ян кивнул.
— Ладно, будем давить на начальство, пока оно нас не задавило. А теперь дай мне картошечки. В животе бурчит от голода.
Заседание кафедры происходило, как всегда, в конференц-зале.
Бакли и Ян прошествовали через холл вместе, заглядывая по пути в кабинеты приятелей и собирая рекрутов-сторонников. Они прихватили Иоахима Переса, Лоуренса Роже, Миджа Коннорса, Элизабет Сомерсби, Тодда Круза и Франсину Эшентон. Группа получилась впечатляющая.
Когда восьмерка, маленькая демонстративно сплоченная толпа, прибыла в конференц-зал, вся старая преподавательская гвардия во главе с Кифером уже была там и подчеркнуто проигнорировала появление бунтарски настроенной не слишком молодой "молодежи".
Новопришедшие расселись вокруг огромного стола. Но обе группы — "молодежь" и "старая гвардия" — держались настороженно.
Постороннему человеку достаточно было один раз взглянуть на сидящих за длинным столом, чтобы сразу догадаться об идущей тут войне и точно показать пустующие стулья, которые отделяют один лагерь от другого.
Ян сел напротив Кифера — левый фланг "молодежи"; Бакли сидел через шесть стульев, замыкая правый фланг.
— Ну, как дела? — осведомился Бакли у противной стороны стола. И тут же предостерегающе поднял руку:
— Не надо, не надо отвечать. Вопрос риторический. Я не желаю получить по голове цитатой из античной классики. На другое ваша переначитанная братия не способна.
— Переначитанная? — ядовито переспросил Тодд Круз.
Остальная "молодежь" с готовностью рассмеялась.
Кифер, заведующий кафедрой, промолчал, рассеянно обводя глазами стены конференц-зала и теребя свой галстук. Экая дубина, подумал Ян.
Он встретился взглядом с Бакли, и тот незаметно подмигнул ему: дескать, знай наших!
Наконец Кифер нервно откашлялся.
— Итак, все в сборе. До одиннадцати тридцати еще несколько минут, но, думаю, можно начинать. Как вам известно, в последние годы наша кафедра тяжело пострадала от сокращения бюджета. Объявлен мораторий на прием новых преподавателей, пришлось отказаться от многих хороших внештатных лекторов, а кое-кого даже уволить. Количество студентов, желающих прослушать наши курсы, упало до трагически малого уровня. Мне горестно выступать в роли вестника беды, но я вынужден сообщить, что в этом году государственное финансирование университета будет снова уменьшено. Сегодня совет попечителей обсуждал перспективы на будущий год; сказано было: надо экономить, потуже затянуть пояса. Таким образом, кафедре на поддержку надеяться не стоит — остается уповать исключительно на собственные силы. Денег у нас будет еще меньше, чем в прошлом году.
— И вы, Кифер, сидели на совещании и помалкивали? — возмущенно воскликнул Бакли. — Вам говорили о расточительности кафедры английского языка и литературы, а вы покорно кивали и обещали исправиться? Тогда как вы должны были вопить о нашей нищете, вносить предложения и биться за нас, как тигр!
— Разумеется, я протестовал против намерения сэкономить за счет нашей кафедры. Я протестовал до хрипоты. Ведь это мой долг — отстаивать интересы кафедры английского языка и литературы!
— И однако... — не унимался Бакли.
— И однако я не смог найти весомых аргументов, почему именно моей кафедре надо выделить побольше денег, когда страдают от недофинансирования все кафедры. Другие могут похвастаться увеличением количества студентов, которое требует расширения штата преподавателей и приобретения нового оборудования. Мне тут крыть нечем. А совет попечителей видит не отдельные деревья, а весь лес. Они думают об университете в целом и распределяют деньги в интересах всего университетского сообщества.
— Да бросьте вы, — вмешался Ян. — Пустые слова! Скажем, бюджет кафедры легкой атлетики неимоверно раздут и никак не соответствует количеству их студентов.
— Университетские спортивные команды...
— ..полное фуфло. Их успехи равны нулю. Кто слышал о спортивных командах К. У. Бреа? Никто. Бреаская футбольная команда никудышная. Баскетболисты никчемные. Проснитесь, Кифер! Раскройте глаза! Славу университета создают его академические, а не спортивные успехи. В нашем же случае даже и этих последних нет. Только денежки переводим. На самом деле все средства надо вкладывать в фундаментальную науку.
— Да! — поддержал его Мидж Коннорс. — Сколько нам терпеть статус второстепенной кафедры!
— Что вы хотите — начальство любит спорт. Бакли с негодованием затряс головой.
— Господи, Кифер, выньте мозги из задницы и попробуйте начать соображать!
— Ладно, мистер хам, что вы предлагаете? Бакли и Ян довольно переглянулись, и Ян с улыбкой сказал:
— Ну, если вы наконец соизволили спросить наше мнение, то мы думаем так...
5
Фейт возненавидела семинар по американской литературе двадцатого века.
Этот досадный факт обнаружился через неделю. Профессор Лоуренс Роже, читающий курс, виноват не был — хотя он мог бы вести занятия и с куда большим жаром. И содержание курса никак не могло оттолкнуть Фейт — она давно планировала прочитать все те книги, которые предстояло проработать.
Все дело было в остальных членах группы.
Никогда она не видела коллектива, где собрано столько дураков и претенциозных жлобов!
Напрасно Фейт воображала, что Кейт превратился в никудышного сноба. Ее брат был сущим ангелом по сравнению с этим интеллектуальным сбродом — юнцами и девицами, которые уже судили обо всем и фыркали на "безмозглость" профессоров.
Ей было особенно тошно от того, что эти дураки и дуры действительно были умны. Очень умны. Рядом с такими блистательными умами Фейт тушевалась. Впервые в жизни она попала в среду, где все были — или казались — умнее ее. Она постоянно чувствовала себя неполноценной. Во время семинара, при разборе рассказов, многие студенты высказывали с ходу такие глубокие и оригинальные мысли, какие не пришли бы Фейт в голову и после целого вечера размышлений! Правда, говорили эти ребята с отвратительным высокомерием, как бы растолковывая профессору очевидные истины, но Фейт в глубине души знала, что злится не на манеру вещать свысока, а на то, что они такие талантливые. Когда профессор пытался разнести в пух и прах их концепции, эти гордецы смело отстаивали свои идеи.
Да, очевидно, именно за это она ненавидела группу — потому что семинары пробуждали в ней комплекс неполноценности. Она чувствовала себя такой дурой...
А впрочем, и это не было истинной причиной ее злости.
Разве что только составной частью причины.
Причина лежала где-то глубже.